Уфимская литературная критика. Выпуск 1 - [16]

Представленные в сборнике основные жанровые направления – «литература абсурда», «поток сознания», экспрессионизм, неосимволизм. Все это именуется «экспериментальной прозой». Чаще всего за «экспериментированием» в литературной области стоит либо тихое умопомешательство, либо просто отсутствие таланта яркого стилиста и убедительного рассказчика. Авторы пыжатся изо всех сил, но не в состоянии выжать из себя ничего путного, за исключением таких вот «литературных экспериментов» в духе постмодернизма. Собственно они лишь повторяют литературное хулиганство модернистов начала и середины XX века. Речь идет о различных направлениях абстрактного искусства: экспрессионизме, сюрреализме, авангардизме, дадаизме, драме абсурда и прочих «измах». Например, в рассказе автора из Новосибирска Валерия Мароши, как и в «романе» «Начало после смерти» Светланы Кузьмичевой из Иваново, использован дадаистский прием совмещения различных предложений и фраз, выхваченных из контекста разных произведений, в попытке построения более-менее связного повествования. По сути, полная бессмыслица выдается за некое новшество, литературное открытие, несущее «глубокий смысл», понятный лишь продвинутым (а, скорее «сдвинутым по фазе»). Если это – искусство, то, в таком случае, к высочайшим проявлениям художественного творчества можно с тем же успехом отнести сумбурные творения пациентов психиатрических клиник и матерно-шизофренические пошлости «народно-блатной» низменной «культуры». Давайте уж, чего там, причислим к шедеврам словесности те самые словечки, что выводят на заборах и стенах общественных уборных перманентно озабоченные подростки!

Если уж, вы, уважаемые писатели-экспериментаторы, жаждете лавров славы известных писателей, нашумевших своими пусть и эпатажными произведениями, то для начала поучитесь хотя бы грамотному стилю и глубокому содержанию. А, если не умеете писать мастерски, то «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Экспериментировать с текстами, конечно, нужно – дело хорошее, но так, чтобы вызывать интерес и понимание у читателя, а не отвращение и, мягко говоря, недоумение, как это можно сказать о рассказах Павла Лобанова (г. Томск), которые ни о чем. В противном случае не предлагайте свой бред неразборчивым издателям, которым лишь бы «постебаться» над доверчивой читательской публикой постсоветской эпохи. Каков издатель, таков и автор – у обоих психика извращена. И не надо рассказывать сказки о том, что, мол, массовый читатель требует все время чего-то примитивного, скабрезного и неортодоксально-бунтарского. Мы, литераторы и литсотрудники, САМИ и создаем такого читателя – потребителя непристойностей, абсурда и патологии. За какой-то век самоцензура в цивилизованном обществе (кстати, обществе потребления) ослабла настолько, что в искусство и, в частности, в литературу хлынул поток творений авторов с расщепленной психикой, экзальтированным темпераментом и просто «беспредельщиков» и нигилистов. Их удел – разрушать и дискредитировать, а не создавать и воспевать все то самое лучшее, светлое и возвышенное, что создало человечество за свою многотысячелетнюю историю. Демоническое начало в человеке ныне довлеет над божественным.

Что касается наиболее представительного в этой книге (в отношении прозы) уфимского блока, то особо хотелось бы отметить наполненные символикой, психологизмом, богатые метафорами, неординарные по глубине философского осмысления бытия человека, произведения Игоря Фролова. Рассказ Юрия Горюхина «Папа» весьма неплох, но более поздние произведения автора («Африканский рассказ», «Второй план», «Юлька и Савельич») вне всякого сомнения, сильнее и ярче. В творчестве Горюхина, конечно же, присутствует хваленый саспенс (от англ. suspense – неизвестность, неопределенность, нерешенность), но вот говорить о психологизме не приходится. И, если у Чехова, Лондона и Хемингуэя психологизм в явной форме отсутствует, но все богатство душевных переживаний персонажей переданы с помощью опосредованного описания через действия героев и приемом умолчания, то текстам Горюхина это присуще, увы, лишь в небольшой степени. Артур Кудашев и Айдар Хусаинов, пожалуй, тоже чужды модного сегодня абсурдистского дискурса.

Вообще же, среди представленных в сборнике 39 прозаических произведений, едва не единственное реалистическое из них, заслуживающее, на мой взгляд, пристального внимания – рассказ нижегородца Валерия Хазина «Фрау Целер». Тема рассказа – о творческом пути литератора, о писательской славе и, в особенности, о произведениях, оказывающих воздействие на судьбы людей и порою ломающих жизни («тексты-убийцы»). Здесь это перекликается с не менее важной темой – об ответственности автора за свое «детище» перед обществом и самим собой (пред своей совестью). В погоне за суетной мирской славой (широкой известностью и популярностью) и большими гонорарами авторы подчас забывают не только о нормах приличия, но и об опасностях, таящихся в мощном воздействии слова на умы и психику людских масс. Слово может искалечить судьбу, больно ранить и даже уничтожить человека – помнят ли об этом современные писатели? И прежде чем публиковать свои творения, не обязаны ли авторы выносить их на суд собственной совести? Если же таковая отсутствует или извращена, то горе им самим и их читателям. Не убоявшись гнева Божьего и людского презрения, изливают весь смрад из своей темной души наружу, засоряя и без того изгаженную ноосферу.