Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - [21]

Мы договорились снова встретиться через час, и я поднялась к себе, чтобы собраться с духом перед разговором с мамой. Хорошо. Лучший аргумент, наверно — напомнить маме, что братья сильно скучают по отцу и Гарри (по правде сказать, я не очень-то замечала, чтобы они скучали). Праздник всех развеселит и подбодрит. Не то чтобы наглая ложь, но и не вполне правда. Чем больше я об этом думала, тем фальшивее звучало мое утверждение. Меня мучила совесть. Настроение — хуже некуда. На душе — мрак.

Подтянись, Кэлпурния. Пора отправляться на поиски объекта твоих устремлений.

Я спустилась вниз. В столовой, словно в первый раз, поглядела на портрет родителей, снятый в день свадьбы, двадцать лет тому назад. Я никогда особенно не рассматривала эту фотографию, ну разве только любовалась на старинные наряды, особенно на турнюр маминого платья, такой смехотворно старомодный.

Теперь же я замерла перед портретом. Отец — высокий и статный в парадном костюме, мама — такая красивая, платье украшено брюссельскими кружевами, на голове венец из восковых цветов, длинная, до самого пола вуаль струится словно туманный водопад. Выражение лиц напряженное — надо долго стоять неподвижно, чтобы получилась хорошая фотография, но в глазах — надежда на будущее, предвкушение счастья и новой, совместной жизни.

Все же сбылось, они счастливы. Да? Гляди, кем они стали — столпы общества, гордые родители семерых выдающихся отпрысков (ну, шестерых, Ламар не считается), владельцы преуспевающего хлопкового бизнеса и самого большого дома в городе, все их уважают и ценят. Они именно так представляют счастье, такое счастье им подходит. Кто бы сомневался?

Пора идти в гостиную. Мама уснула в кресле, у ног корзинка с шитьем, на коленях порванная рубашка. Шиньон съехал на бок, растрепанные волосы придают ей странный вид — она же всегда подтянута и застегнута на все пуговицы. На лице морщинки, в волосах прибавилось седины. Грустно! Почему она такая измученная? Я чуть не расплакалась, глядя на нее.

Мама вздохнула и открыла глаза:

— Похоже, я задремала, Кэлпурния. Можешь поиграть на пианино. Мне это не помешает.

— Я могу и попозже. Я… я хотела поговорить о наших днях рождениях.

Мама погрустнела — ничего хорошего это не обещает. Ничегошеньки. Но я все равно начала тщательно приготовленную речь.

— Понимаете, мальчики так соскучились по папе и по Гарри. Я подумала… может быть… мы подумали… понимаете, большой праздник нас бы всех подбодрил.

Мама нахмурилась. Я попыталась быстренько закончить:

— Нам бы всем стало повеселее, как вы думаете? Мы бы…

— Кэлпурния!

— Мы бы позвали только самых близких друзей. Не надо приглашать целый город, как в прошлом году. Слишком много возни, я понимаю, мы бы…

— Кэлпурния!

Тихий, потухший голос заставил меня остановиться на полуслове.

— Да, мама?

— Как тебе кажется, подобает ли праздновать дни рождения, когда столько людей погибло? Посмотри мне в глаза: ты и вправду так думаешь?

— Ну…

— Это просто-напросто невозможно.

— Ну, я…

— Столько погибших! А те, кто выжил, ютятся в ужасных условиях. Бедные дядя Гас, тетя Софрония и кузина Агги потеряли все, что имели. Даже представить себе невозможно, что им пришлось пережить. А твой отец, твой брат — каково им сейчас приходится? Ужас! Настоящая трагедия.

Она даже не повысила голос. Зачем? У меня и так от стыда шея побагровела и зачесалась.

— Конечно, мама, простите меня. Конечно, вы правы.

Она подобрала рубашку, которую чинила, — разговор окончен. Мне показалось, что я стала меньше ростом. Расчесывая шею, я на цыпочках вышла из гостиной. Братья ждали на крыльце.

Ламар тут же обо всем догадался:

— Я же говорил, все испортишь!

— Я старалась, как могла.

— От твоих стараний толку мало.

— Ты бы видел ее лицо, Ламар.

— Лицо? И ты тут же сдалась? Кто так ведет переговоры? Чего ждать, если глупая девчонка берется за настоящее мужское дело? Теперь я сам с ней поговорю.

Он откашлялся и сплюнул на землю.

Как же мне хотелось ему наподдать — такая несправедливость, но он уже развернулся и ушел. Сэм Хьюстон и Сал Росс с надеждой смотрели то на меня, то на него, но в конце концов потащились за старшим братом.

— Она сказала, это невозможно! — завопила я вслед.

Они пропустили мои слова мимо ушей. К тому же крапивница моя разыгралась не на шутку. У лошадиной поилки я намочила фартук в холодной воде и приложила к шее. Я наматывала круги, медленно дыша и стараясь успокоиться. От компресса полегчало — шея чесалась меньше и настроение немного исправилось. Пора было принять еще одно лекарство — оно уж точно поможет: поговорить с дедушкой.

Он сидел в лаборатории. Занавеска из мешковины откинута — так и светлее, и свежее.

— Опять крапивница? Что на этот раз? — сказал он вместо приветствия.

— По мне всегда видно, когда что-то не так?

— По тебе не всегда, но по твоей коже уж точно.

— Только ничего не говорите, но я задумала сбежать из дома, — я изобразила улыбочку, чтобы он знал: это просто шутка. Или почти шутка.

Страшная новость не поколебала его невозмутимого спокойствия.

— Сбежать из дома? И куда? А деньги откуда возьмешь? Ты уже все обдумала?

— Накопила. Двадцать семь центов.