Удивительный хамелеон (Рассказы) - [29]

Я сказала себе, что вообще-то ситуация может обернуться и в мою пользу. Я знала, что становлюсь сильнее без него, становлюсь сильнее, выйдя из его «заколдованного круга». Зед, «Live Master».[19] С какой стати кому-то быть моим Live Master?

Наверно, ты это почувствовал, Зед. Что я была слишком сильной. Потому и не захотел взять меня с собой.

Теперь я Серебро, Зед. Я сама себе Live Master, жизнь — моя игра, Око — моя магия. У меня теперь есть больше, чем у тебя.

Но я все равно заплакала — не знаю почему. Я знала, что плакать нельзя, потому что тогда перевес окажется на его стороне. Ненавидеть тоже нельзя — это значило бы, что он имеет власть над моими чувствами. Hate Master.[20] Brain Master Zed**[21]

Усилиями одной лишь воли мне удается подавить рыдания, хотя они уже и успели перейти в стадию слез. У меня получается, если я подумаю о Серебре. Я только вспоминаю о Серебре, и сразу на ум приходят прохлада, тело из серебра, мозг из серебра, лицо из серебра. И получается. Очень рекомендую. Ненависть, злоба, стыд, все то, что омрачает мысли и свободу. Я все вытесняю серебром — моей магией.

И на этот раз я победила плач. Плакать — значит признать, что он достоин любви, а я так не считаю. Я бы скорее оплакивала мир, человеческую жестокость и беспросветную глупость, всеобщее невежество и безразличие к красоте и загадочности Бытия. Но не Зеда.

Когда плач был побежден, у меня от солнца мучительно заболели глаза. Я перебралась в тень.

Я посмотрела на поле и поняла, что стоит мне только вернуть Око, моя победа над Зедом станет окончательной. Но сейчас я страшно устала и чувствовала себя совершенно опустошенной, измученной болью вокруг глаз.

Неподалеку от меня колыхалась осина, хотя ветра не было и в помине. На ветвях мелкой дрожью бились круглые листочки. Они словно трепетали от какого-то неслышного грохота, исходившего из-под земли. Радиолокационные листья блестели на солнце. Они считывали и пересылали, считывали и пересылали свою таинственную весть.

Некоторое время я наблюдала за осиной. И вдруг поняла, что надо делать. Я достала из корзины баллон и подошла к дереву. Сперва я обрызгала серебряной краской только одну ветку, но, увидев, до чего получилось красиво, принялась за сам ствол и остальную листву. Я отошла чуть назад и посмотрела. Серебристое дерево, памятник загадочности. Я взяла бинокль, отошла еще подальше и стала разглядывать листву. Получилась какая-то чудесная светомузыка, абсолютно естественная и в то же время совершенно искусственная. Эта картина привела меня в такое возбуждение, к которому я была совершенно не готова. Око снова было со мной, я ощущала его присутствие острее, чем когда бы то ни было. Я долго стояла, рассматривая свое творение, и находила его прекрасным. Я могла бы поцеловать его, мне хотелось слиться с ним.

Через некоторое время я снова почувствовала боль вокруг глаз. Солнце напекло голову. Надо было отойти в прохладное место. Взглянув последний раз на мой тленный памятник, я направилась к забору, у которого стоял велосипед.

Я села на велосипед и свернула на дорогу — она, как я знала, вела к старому складу зерна, куда мы с двоюродной сестрой в детстве забирались и играли. Я спрятала велосипед за деревьями и пробралась через заросли лебеды и крапивы прямо к двери, которую мне не сразу, но удалось открыть. Поднявшись по двум крутым ступенькам, я оказалась в маленькой комнате, окно которой было закрыто толем. Там царили благословенный полумрак и прохлада. Я улеглась на какие-то пустые мешки и почти сразу заснула, а когда проснулась, то понятия не имела, сколько прошло времени. Я выглянула в щель и увидела, что на небе собрались облака. С моего наблюдательного пункта мне был виден склон скотного двора и загон, по которому гуляло какое-то темное животное. Сначала я подумала — собака, но, посмотрев в бинокль, поняла, что это свинья, совсем небольшая и со сморщенной мордой, скорее поросенок. В углу загона стоял маленький свинарник, похожий больше на игрушечный домик.

Боль вокруг глаз отпустила, но теперь ломило все тело. Чихнув от пыли, я стала выбираться наружу. По дороге к велосипеду я решила пройти через скотный двор, чтобы посмотреть на необычную свинью. Судя по всему, сторожевых собак во дворе не было, и, если бы кто-нибудь захотел меня выгнать, я бы сразу же ушла.

Свинка была очень хилая, и щетина у нее росла на удивление густо. Она сразу подошла ко мне и посмотрела на меня так вкрадчиво, что я почувствовала себя обескураженной. Ее мордочка была испещрена чем-то жалостливым. Свинка слегка склонила голову и жалобно заскулила. На двери свинарника я увидела надпись: «Тильда».

Я уже собралась уходить, как к загону подошла молоденькая девушка в голубом комбинезоне. Она улыбалась.

Девушка спросила меня, нравится ли мне свинка. Без тени стеснения она начала мне рассказывать, что свинья действительно необычная. Несмотря на то что она такая маленькая, ей уже четыре года. Она была самой мелкой в выводке, и ее вскармливали искусственно, из бутылки, потому что мать не признала ее. А потом свинка стала льнуть к одной таксе, и, видимо, потому она так плохо и росла, что считала себя таксой. Во всяком случае, так казалось девушке.