Удивительные истории о врачах - [8]
– Почему – «в богадельню»?
– А куда еще? Одинокий, больной, никому не нужный человек, потерявший всех близких…
– Нет! Давайте я подумаю не спеша, поговорю с Дмитрием. А вдруг он против?! И вот что еще скажите: почему он меня узнает? И ведет себя так, как будто знает меня сотню лет?
– Сами сказали – судьба. И почему вы думаете, что именно «узнает»? Вы – первая, кого он увидел, выйдя из комы. Кто его знает, что там произошло в его сознании. И может быть, это еще и любовь. Вы это исключаете?
Тут жена двух Дмитриев стала торопливо прощаться:
– Я позвоню вам, доктор. Мы все обсудим. Если что, поможете нам?
– Конечно! Это ведь и в наших интересах тоже. Мы с себя вины не снимаем. До свидания. Буду ждать вашего звонка.
До сих пор жду, но женщина, бывшая чукчей, мне не звонит.
Anamnesis vitae
В 90-х годах в нашей области славилась акушер-гинеколог Октябрина. Орали она и ее подручная акушерка тетя Моня на бедных рожениц безобразно: оскорбляли, случался и мат. Но все женщины хотели, чтобы роды у них принимала эта «сладкая парочка» – Октябрина и Моня.
Главный врач, узнав о таком хамстве, Октябрину и Моню вздрючил. Хотя он сам был еще тот любитель изящной словесности. Родовосприемницы обиделись и стали принимать роды через «пожалуйста» и «не затруднит ли вас». Пошли осложнения и кесаревы сечения (последние ранее считались показателем плохой работы). Главный опять объяснил им, как умел, что они неправы. Крики «Тужься, корова!» вновь зазвучали в родилке с прежней силой.
Побратимы
Сразу хочу сказать: все, о чем я сейчас расскажу, происходило в прошлом. В этом недалеком прошлом врачи у нас были очень хорошими, а медицинская техника и приборы – очень плохими. А говоря проще – не было их вовсе: ни техники, ни приборов, ни хороших, ни плохих. С лекарствами тоже было херовато. Сейчас у нас все наоборот, но не об этом речь. В том недалеком прошлом, во время ныне ругаемой перестройки, нас сильно полюбили на Западе. Из города-побратима нашего Энска – Джексонвилла, штат Флорида, заездили к нам делегации американских врачей, а мы стали бывать у них. Чтобы, значит, удивляться друг другом. Мы удивлялись чудесам их медицинской цивилизации и уровню «Ох и живут же люди!», но и у нас было чем их удивить.
Оперировал я как-то опухоль глубоких отделов мозга, а американский нейрохирург, доктор Скат, мне ассистировал. Следящей аппаратуры у нас, повторяю, – ноль. Пульс и давление у оперируемого больного измеряла «вручную» анестезистка, докладывала о результатах анестезиологу и рисовала в наркозном листе «великую китайскую стену»>[1]. Как-то я осматривал коматозного больного в реанимации. А в это время медсестра, блонда Римма, вдумчиво считала пульс у этого же болящего, посматривая на ручные часики.
Спрашиваю:
– Что это ты делаешь, Риммуля? У тебя же на часах секундной стрелки нет!
– А я наизусть считаю! – ничуть не смутившись, сказала маленькая стерва.
Залезли мы со Скатом по самые локти в головной мозг. Четких границ у опухоли нет. Убрать ее всю – невозможно. Анестезиолог нервничает. А Скат вошел в раж и все меня теребит:
– Давай еще в третий желудочек заглянем!
У них в Америке, чтобы мне в операционную войти, надо было соблюсти десятки условий: согласие больного на мое присутствие в операционной, мой кал на яйца глист, тест на трезвость и так далее… А о том, чтобы ассистировать американцам – и думать не моги! Зато американцы у нас по полной душу отводили! До всего, что у них нельзя и за что в Америке наступает «Wanted!», они дорывались у нас с упоением!
– Хорош, – говорю, – коллега Скат! Компьютер пишет брадикардию>[2], и давление у больного зашкаливает! Заканчиваем!
– Где компьютер?! – всполошился Скат, все уже понявший о нашей медицине.
– А вон он, на длинных ногах! – мотнул я головой в сторону все той же Риммы, неустанно считающей пульс у больного. При этом она так интимно склонялась к больному, что ее золотистые в лучах пробившегося в операционную солнца колготки легко обозревались до промежности. Мы-то что – привыкли, а Скат тут же отвлекся, и операцию удалось закончить.
В другой раз душно мне стало в операционной.
– Включи-ка, пожалуйста, кондиционер! – попросил я санитарку.
Ассистирующий мне в очередной раз Скат стал озираться, ища глазами кондиционер. Санитарка открыла форточку.
Вот что еще интересно. Скат приезжал к нам всегда в сопровождении своей помощницы Синтии. В Америке он к ней ближе чем на метр не подходил. Общался с ней только по делу, доброжелательно, но в рамках строгого приличия. У нас, особенно в конце срока, ходил с этой Синтией по отделению разве что не в обнимку! И под наших девушек клинья бил! Синтия ему за это сцены делала.
Как-то, во время приезда очередной делегации врачей из солнечной Флориды в наш вросший в вечную мерзлоту Энск, удалял я грыжу то ли L4-L5 то ли L5-S1>[3] – не суть: там все рядом. Тогдашний заведующий все бегал в операционную и спрашивал:
– Можно американцев пригласить? Они очень хотели посмотреть, как мы это делаем.
Вот беда! Не всё, значит, наше дерьмо они еще увидели! И тут что-то из механизма операционного стола вытекло, и стол вместе с больным начал стремительно опускаться. Операционная рана очутилась где-то на уровне моих коленей.
В этой книге собраны самые яркие, искрометные, удивительные и трагикомичные истории из врачебной практики, которые уже успели полюбиться тысячам читателей.Здесь и феерические рассказы Дениса Цепова о его работе акушером в Лондоне. И сумасшедшие будни отечественной психиатрии в изложении Максима Малявина. И курьезные случаи из жизни бригады скорой помощи, описанные Дианой Вежиной и Михаилом Дайнекой. И невероятные истории о студентах-медиках от Дарьи Форель. В общем, может, и хотелось бы нарочно придумать что-нибудь такое, а не получится.
Это книга рассказов из психиатрической практики. Настоящих, без купюр и врачебного канцелярита. Можете не волноваться о сохранности врачебной тайны: в приведенных ниже историях изменены имена и ряд деталей, поэтому они никого не выдадут. Зато приоткроют завесу тайны, которой укрыта наша профессия. Вот увидите: к концу повествования психиатрия станет вам ближе и роднее.
Кто сказал, что психиатрия у нас карательная? Ничего подобного. Она у нас утешительно-ласкательная. Не верите? Тогда читайте! Так получилось, что баек о нашем серьезном и уважаемом заведении набралось уже на две книги, поэтому грех не объединить их в одном сборнике. Чтобы два раза с дивана не вставать, в книжный магазин не ходить.
Не спится из-за боязни за судьбу человечества? Соседи затеяли недоброе и пускают через вентиляцию отравляющий газ, а через розетки — смертоносные лучи? Жена изменяет с инопланетянами? А может, она еще и ведьма к тому же? Соседняя галактика готовится к вторжению на Землю через ваш балкон? Спасение есть — вызывайте нашу психиатрическую спецбригаду. У нас отличные специалисты, высококлассный (хоть и слегка навязчивый) сервис, палаты с окнами на солнечную сторону, гречневой каши просто завались — очень помогает от дурных мыслей…
Если мне удалось рассмешить вас первой книгой — это здорово. Если, прочтя ее, вы почувствовали, что психиатры стали если не ближе и роднее, то хотя бы понятнее и не все поголовно с прибабахом — это просто отлично. Если, познакомившись с героями баек, вы преодолели боязнь и отчуждение по отношению к нашим пациентам — моя задача почти выполнена. Так давайте же закрепим пройденный материал, находя смешное в печальном или просто повседневном. И постараемся, чтобы психиатры уже таки стали родными. Это приказ.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.