Удивительные истории о бабушках и дедушках - [2]

— Где мама? — спросил Максим Георгиевич.

Мальчик не обернулся.

— Там, — махнул он в сторону отдела фруктов-овощей и продолжил чтение: — «Сахар-ный ро-жок плом-бир с клюквой».

Максим Георгиевич сразу разглядел маму мальчика (она выбирала мандарины, принюхиваясь к плодоножкам), но на всякий случай решил уточнить. Он помахал рукой, привлекая к себе ее внимание:

— Это ваш ребенок?

— Мой! — кивнула она. И поспешно добавила: — Он совершенно безобидный.

— Не такой уж и безобидный! — сварливо прогундосил мальчик.

— Артем! — смутилась мама. У нее было очень располагающее к себе открытое лицо и ямочки на щеках.

— Сама же и называла меня горем луковым! — проворчал мальчик и обернулся.

Максим Георгиевич крякнул — щека у него была залеплена большим пластырем.

— Это я случайно с Севой подрался, — пояснил мальчик.

— Специально дерутся только дураки, — согласился Максим Георгиевич.

— Да?

— Зуб даю.

Мальчик округлил глаза.

— Зачем?

Максим Георгиевич, продолживший было свой путь, притормозил:

— Что зачем?

— Зачем зуб даешь?

— Ну… Это выражение такое. Наподобие клятвы. Можно сказать «клянусь», а можно — «зуб даю».

Мальчик почесал себе нос.

— Понятно.

— Я пошел? — спросил разрешения Максим Георгиевич.

— Иди.

Кассирша пробила чек неправильно — продублировала печенье.

— Исмаил, подойди, пожалуйста! — пропела она тонким голоском в переговорную трубку.

Максим Георгиевич удивленно вздернул брови — буквально минуту назад она спросила у него хорошо поставленным басом социальную карту москвича. Исмаил оказался невысоким ослепительно лысым мужичком с мохнатыми бровями. Кассирша кокетливо улыбнулась ему и делано вздохнула — не знаю, что со мной сегодня происходит, постоянно перебиваю.

— Жить просто без меня не можешь, — хохотнул Исмаил.

— Не могу. Женишься на мне?

— А свою жену куда девать?

— Не знаю, не знаю, — последовал певуче-жеманный ответ.

Максим Георгиевич поспешно сложил в авоську продукты.

— Счастливого вам Нового года! — крикнула ему вдогонку кассирша.

Пришлось пожелать ей того же.

* * *

Фонарь за окном, наконец-то починенный к праздникам, освещал кусочек тротуара с припаркованной заснеженной машиной, на лобовом стекле которой кто-то вывел незатейливое «Люблю Любу».

— Ишь, — хмыкнул Максим Георгиевич, нацепив на кончик носа обе пары очков — для улицы и для чтения, и разглядывая надпись.

— Пиу-пиу-пиу! — взмыли в небо фейерверки и, взорвавшись разноцветными огнями, растворились в темноте.

Тузик завозился на своем коврике, вздохнул — он с детства не переносил шума и даже к старости, изрядно потерявши слух, нервно на него реагировал. Хотя сейчас скорее чувствовал его, чем слышал.

— Всю ночь будут взрывать. Придется потерпеть, — Максим Георгиевич с кряхтеньем нагнулся, погладил его по голове, почесал за ухом. Тузик с благодарностью лизнул ему ладонь, прикрыл глаза.

Анютка тоже не переносила шума. Она умела каким-то непостижимым образом убавлять вокруг себя звуки и приглушать тона — говорила всегда полушепотом, работала практически бесслышно. И мир как будто подлаживался под нее — деликатничал, притихал. Когда ее не стало, живая, наполненная заботой и нежностью тишина обернулась в бездушную и каменную. Только Анютка могла согреть ее своим ненавязчивым, тактичным присутствием.

Максим Георгиевич отчаянно тосковал по ней. Когда становилось совсем невмоготу, он выдергивал из стопки «Лечебных писем» журнал, раскрывал на последней странице и читал письма одиноких стариков, желающих найти себе вторую половинку. Никого он себе не искал, но чужими поисками удивительным образом утешался. Скупо комментировал письма, над некоторыми смеялся в голос, утирая слезу умиления.

— «Мне исполнилось всего 84 года». Всего 84, а?

— «Хотелось бы познакомиться с работящим дедушкой (без интима). Будем вместе ходить в лес по грибы, по ягоды и на речку купаться». Ишь, без интима ей. Где его в нашем возрасте возьмешь-то, интим этот?

— «Вдовец, 74 года. Был женат 5 раз. 4 раза неудачно, а пятый раз — со смертельным исходом». Кхех!

— «Ищу женщину не старше 50 лет. Приезжай, родная, если ты без судимости». А раз с судимостью, то ходи незамужней!

Максим Георгиевич захлопнул журнал, убрал на место. Достал из пачки сигарету, размял в пальцах.

— Покурить отпустишь?

Тузик не ответил.

— Я быстро.

Он накинул на плечи жакет (Анютка к семидесятилетию связала), завозился с замком, который раз упрекая себя за то, что забывает его смазать. Курил, ежась и постукивая ступней о ступню — холод в подъезде стоял нешуточный.

Дверь соседней квартиры приоткрылась, Максим Георгиевич нехотя обернулся, чтобы поздороваться.

Артем стоял в дверном проеме и смотрел на него правым глазом — левый был скрыт за косяком.

— А что это ты здесь делаешь? — спросил он.

Максим Георгиевич поспешно загасил сигарету.

— Живу. А что ты здесь делаешь?

— Ты снова открыл входную дверь? — послышалось откуда-то из глубины квартиры.

— Мам, смотри, кого я тут нашел! Того дедушку из магазина.

— Какого дедуш… — Мама Артема выглянула на лестничную клетку и обомлела.

— Я в квартире напротив живу, — пояснил Максим Георгиевич.

— Надо же, какое совпадение! А я — коллега ваших соседей. Они уехали на отдых в Таиланд, попросили за котом присмотреть. Вот мы с сыном и переехали. — На целых десять дней! — вставил Артем.