Удивительное рядом, или Тот самый, иной мир. Том 2 - [56]

У Юриника удивлённо поползли вверх брови, и от этого широко раскрылись часто-часто моргающие глаза. Дорокорн же просто остолбенел от подобных заявочек. А мы с Дормидорфом, как обычно, безуспешно пытались скрыть свои улыбки. Домовой как ни в чём не бывало продолжал рассуждать вслух:

– А жить одному, пусть даже и с Юриником, мне будет скучновато. Его одного мне надолго, как пить дать, не хватит.

– Что значит не хватит, ты что это замыслил? А-а, я, кажется, догадываюсь, ты собираешься мне и дальше трепать нервы. Ишь, не хватит надолго! И что ты намерен теперь предпринять, общительный ты наш? – распаляясь, загремел Юриник.

– Вот я и думаю, – оживился домовой, – что же нам всем теперь предпринять? О-о, кажется, я придумал! А что, если нам пригласить к себе, для пущего разнообразия, кого-нибудь погостить? Сначала на время, а потом, глядишь, и понравится…

– Кого это пригласить, кто это ещё нам должен со временем понравиться? – опешил Юриник. – Что-то ты мне сам всё меньше и меньше нравишься в последнее время!

– Ну, кого-кого, придётся пригласить к себе хотя бы ту домовиху из гостиницы, другого выхода я просто-таки не вижу! И будем ещё держать кулаки, чтобы она, сердобольная, милостиво приняла ваше нескромное предложение!

Наше удивлённое молчание он воспринял за попытку вспомнить очаровавшую его некогда дивную домовиху, и пустился в сумбурные пояснения:

– Ну, помните ту гостиницу, где ещё Корнезар с вороном удрали от нас, там была очаровательная до…

Он повернулся к Юринику и говорил лично ему, пытливо заглядывая прямо в глаза. Юриник от подобной наглости потерял дар речи и только изредка мычал, что-то нечленораздельное отчаянно жестикулируя и потряхивая головой, словно контуженный.

– …мовиха, поразила меня в самое сердце, ей ведь там, бедненькой, тоже не сладко живётся, она мне такого понарассказывала… ну-у… и я, естественно, пожалел её… и… и…

– И-и-и! Что-о-о и-и-и? – страшно выпучив глаза, зашипел Юриник, словно удав на кролика, только тому кролику всё нипочём, хоть бы хны.

– Да ничего и-и-и особенного, что это ты так разволновался, сам кумекай! А ещё в гости зовёт…

И Моксяня снова принялся говорить вкрадчивым голосом:

– Если конечно ты, Юриник, категорически против подобного союза двух одиноких сердец, то мы можем пожить у Дорокорна, но мне кажется, что нам вместе с тобой будет куда как веселей.

– Кто это мы, кому это нам?!

– Ты только не волнуйся, Юриник! Нам – это мне и той моей знакомой домовихе и-и-и, естественно, тебе, куда же от тебя денешься-то. Без тебя мы теперь уже никуда! Её, кстати, Банашей кличут. Славное имя, не правда ли? Банашенька… Банашка!

Повисла долгая тяжёлая минута молчания. Юриник героически пытался переварить услышанное, а мы с интересом ожидали дальнейшего развития событий.

Наконец замешательство Юриника прошло, и он смело спросил у домового, наивно поглядывавшего на него с лукавой улыбкой:

– Очень мне интересно узнать, а как ты собираешься её пригласить, касатик ты наш, если мы больше никогда не окажемся в той гостинице?

Дорокорн согласно закивал головой, присоединяясь к вопросу друга, так как быстро смекнул, что если тот откажется, то эта весёлая семейка домовых, вполне возможно, пожелает поселиться у него. И потому этот щекотливый вопрос его тоже живо интересовал и он выглядел крайне обеспокоенным подобными грозящими перспективами.

– Да, действительно, – согласился домовой, – я как-то сразу и не подумал о том, что мы, к сожалению, можем больше никогда не посетить ту самую гостиницу, где осталась дама моего сердца. Что же мне делать? Что делать? Ах, я несчастный!

Домовой смотрел так жалобно и выглядел таким безутешным, что всем сразу захотелось его как-то подбодрить, пожалеть и успокоить. Мы наперебой принялись уговаривать его не принимать всё близко к сердцу, а он, всхлипывая, робко поинтересовался у Юриника:

– Друг мой, скажи мне честно и откровенно, сними тяжёлый камень с моей исстрадавшейся невинной души, неужели ты оказался бы настолько жестокосердечен и чёрств к мольбам о милости и отказал бы нам, бедным бомжикам, в такой малости, всего лишь в крове, если бы вдруг случилось так, что волею судеб мы вновь обрели друг друга, остановившись в той гостинице, и моя дивная Банашенька чудом снова оказалась бы с нами, со мной! И мы, измученные и обездоленные, попросились бы к тебе на ночлег? Скажи, друг!

Юриник, немного поколебавшись, но прекрасно понимая, что никакого чуда произойти не может даже волею судеб, задумчиво и нехотя ответил с некоторым опасливым сомнением:

– Эх, Максимка, хоть мне и нелегко тебе в этом признаваться, но я всё же испытываю к тебе тёплые и дружеские чувства, а потому, естественно, никогда не смог бы вам отказать в такой малости – крове. Это само собой разумеется. Но так же я не скрою от тебя и другую истину: Банашенька, по моему мнению, это уже явно перебор, хотя лично я против неё ничего не имею! Но не разлучать же мне вас из-за такой мелочи, как какие-то невинные шалости, которые вы себе иногда позволяете. Что поделаешь, жизнь – очень сложная штука, и ты должен крепиться, ведь ещё не всё потеряно! Может быть, когда-нибудь вам ещё предстоит встретиться, и тогда всё будет просто замечательно!