Удивительное рядом, или Тот самый, иной мир. Том 2 - [46]

Боюсь, трудное это дело даже для тебя, но попробовать необходимо, ибо попытка не пытка. Авось что-нибудь путёвое и выйдет! Являться же тебе кукловодам и вовсе бессмысленно, ибо инородцы они, и этим всё сказано, посему остаётся одна надежда, авось очнётся непутёвый вельможа. Надежда умирает последней, потому что надежда, как и вера, это вечно воодушевляющая добродетель! А, казалось бы, так всё просто: не стоит ни на что и ни на кого надеяться и верить, ибо где присутствуют вера и надежда, есть место обману и разочарованию. Так что коли уж хочешь, чтобы что-то было выполнено честно и качественно, бери и делай сам, да почаще пользуйся умом и здравым смыслом в поддержку вере и надежде! Тогда многие станут светлыми пророками, коих свет не видывал, и зародят любовь.

Дух-исполнитель довольно улыбнулся, видимо, подобное дело ему явно пришлось по душе. Была в этом духе какая-то авантюрно-артистическая жилка, вот и славно, значит, всё сделает в лучшем виде, качественно и с творческим подходом, что так необходимо в любой, а особенно в подобной объяснительно-доносительной работе. Несомненно, духу понравилось в этом задании именно то, что не было никаких ограничений в образах, в которые ему позволено было обличаться для достижения положительного результата. Неограниченный полёт фантазии, который сулило ему предстоящее дело, явно воодушевлял его на подвиги и в его глазах уже зажёгся пока слабенький, но озорной и искрящийся огонёк живого интереса. Однако я продолжал объяснять и растолковывать свои пожелания, чтобы он ненароком ничего не напутал, а то неизвестно какие последствия могут наступить! Правда, хуже уже точно не будет. Хуже просто некуда! Хуже только война или мор, хотя и этого сейчас предостаточно, но если станет ещё больше, то тогда и будет хуже. И ещё немного подумав, я пояснил:

– Обличия у тебя могут быть разные, но цель одна – являться до тех пор, пока он не начнёт думать головой и не заимеет совесть. Получается, что являться придётся чуть ли не пожизненно, до тех самых пор, пока он и его подельники по блюду не начнут заботиться в первую очередь о своём народе, а не о чужом. Загребущие представители чужого народа умело руководят и играют алчными интересами и выгодами высокоподброшенного ими же вельможи. Настало время ему перестать быть куклой, и, наконец, честно приступить к выполнению своих истинных обязанностей. Всё очень просто, но для этого необходимо чудо, у нас так всегда. Это ты и должен ему, непутёвому, объяснить, потому что самому ему этого ни в жизнь не понять. Ведь те, кто в состоянии это понять сами, без посторонней помощи, эти посты не способны занимать – живучесть, гадючесть и хватка у них не те. Стань же ты его совестью. Можешь?

– Могу, но за результат ручаться не берусь, работы, вижу, много, уж больно всё запущено, сами и виноваты, – отвечал дух-исполнитель, озадаченно почёсывая затылок. Это как раз и не трудно: являться, объяснять, вразумлять! Гораздо трудней объяснить, вразумить, чтобы образовалось понимание, но есть у меня парочка оригинальных задумок, может, и ещё чего на ум придёт. Что ж, будем работать в этом разрезе! Да ладно, где только наша не пропадала! Для отчёта о проделанной работе буду появляться в каждое полнолуние, если только будут положительные результаты. Я могу отправляться?

– Можешь. Являйся в независимости от результата в каждое полнолуние. Буду ждать с нетерпением. Но запомни, в силу умственных способностей и строения мышления, ему нужен хороший стимул, и дело сразу пойдёт на лад. А стимул в прямом смысле означает – заострённая палка, которую ишаку пихают в зад, чтобы тот двигался в нужном направлении.

– Да это я уже давно понял! Простимулирую по самое не балуйся, уж можешь быть спокоен, мне и самому интересен этот клинический случай. До скорого…

Он мгновенно исчез, оставив после себя лёгкую дымку.

Все некоторое время озадаченно молчали и как-то странно и подозрительно переглядывались, будто вдруг выяснилось, что я сбежал, например, из психушки или лепрозория, да ещё и скучаю по тому месту.

– Что-то я не совсем понял, – начал Юриник, – как это такое, позволь узнать, вообще возможно? Как этот непутёвый вельможа умудряется вовсе не думать о своём народе или думать о нём слабо? Он что, слабоумный, что ли?

– Умудряется элементарно, легко и непринуждённо, и даже не скрывает этого, а что тут удивительного? Все уже привыкли, это давно сделалось нормой жизни. Если он гораздо больше думает о других народах, и хрен бы с ним, само-то по себе это не так уж плохо, там тоже люди, ну, продался, бывает, но не в ущерб же своему народу это делать, да мне, может, вообще за империю обидно!

Я пытался объяснить то, что нормальному человеку, коим являлся Юриник, да и все присутствующие, объяснить просто невозможно. У них эти объяснения никак в голове не укладываются, а потому они этого наглядного абсурда из жизни остолопов понять не способны. Юриник же в силу своего упорства, живости ума и природной любознательности никак не унимался, силясь всеми возможными и невозможными путями понять непостижимое. Скорее всего, его подстёгивало ещё то, что я это понимал и воспринимал, как данность.