Удержи меня - [4]

Мы редко выбирались куда-то просто потому, что большинство хозяев местных кафе и клубов отлично знали меня в лицо – муж-то в свое время был парнем известным. Кому нужны проблемы? Словом, «наша жизнь – простыня да кровать», так, кажется, у Есенина?

Сейчас мне вдруг жутко захотелось позвонить ему и пожаловаться, он был в курсе моих дел, именно он и обнаружил у меня эту опухоль – врач все же. И он настоял на том, чтобы я поехала в диспансер на обследование. Я оделась и вышла в коридор, присела, завязывая кроссовки.

– Ты куда? – удивился муж, уже занявший привычную позицию на диване.

– В ларек, хочу шоколадку.

– Мам, и мне! – закричала из комнаты Юлька.

– Пресс надо качать! – взвился Артем, оседлав любимого конька – спортивное воспитание.

– Перестань, что случится от одной шоколадки? – попробовала я, и напрасно, как обычно:

– Вот-вот, ты только так и рассуждаешь! А зубы начнут гнить, и так желтые все, скоро вываливаться станут!

– Да пошел ты, – пробормотала я, выходя из квартиры.

На улице было прохладно, сентябрь все-таки, конец месяца, я пожалела, что не прихватила шапку. Встав за угол дома, где дуло все же меньше, я набрала номер Даниила.

– Привет, это я. Можешь разговаривать?

– Да, я на работе. Как твои дела? – в его голосе послышалось беспокойство.

– Плохо, Даня… – я прикусила губу, стараясь не заплакать.

– Насколько?

– Насовсем…

– Так, Машка, ты где сейчас? – решительно спросил он. – Я приеду и заберу.

– Я на улице, в ларек пошла. Не надо меня забирать.

– Ты только не плачь, обещаешь? Это не смертельно, все можно решить. Тебе стадию сказали?

– Да. Пока единица.

– Машка, так это же совсем фигня – прооперируешься, даже воспоминаний не останется!

– Да, и груди тоже, и волос, – прорыдала я, уже не в состоянии сдерживаться.

– Ой, подумаешь! Нашла, за что переживать!

– Это тебе не за что переживать, а мне как жить потом? Как раздеваться, как в постель ложиться?

– Маша, ты же не ребенок, сама понимаешь – не это главное в человеке, – попробовал зайти с другого конца Даниил, но сделал только хуже:

– Ты еще скажи мне, что в человеке главное – душа! – взорвалась я. – Только что ж они, душевные и страшненькие, постоянно в старых девах остаются?

– Маша…

– Что – Маша?! Можно подумать, что тебе будет жутко приятно прикасаться ко мне, видя мое изуродованное тело!

– Господи, Машка, какая ты дура! Да мне все равно, как ты выглядишь, я разве потому с тобой, что мне только одно от тебя нужно? Мне с тобой хорошо, ты меня понимаешь и принимаешь таким, как есть, не пытаясь переделывать и перекраивать, – успокаивающе проговорил Даниил. – Мне нужно, чтобы ты была со мной рядом, Машка.

– Прости меня… – мне стало стыдно – за что я накричала на него, в чем он-то виноват?

– Не извиняйся, я ведь все понимаю. Мы увидимся завтра?

– Да. Хочешь, я приду к тебе днем?

– Зачем спрашиваешь? Конечно, хочу. Целую тебя.

– И я тебя.

Возвращаться домой не хотелось, не хотелось снова попадать в это помещение, наполненное недовольством и досадой, раздражением каким-то. Я купила в ларьке две шоколадки и побрела к подъезду. Дома потихоньку сунула Юльке половинку от одной «Аленки», та благодарно улыбнулась и тихо, как мышка, шмыгнула к себе в комнату с добычей в лапках. Мне стало жалко дочь до слез – с таких лет ребенок приучается делать что-то втайне от отца.

Я налила себе чашку зеленого чая, села, вытянув ноги на стоящий рядом стул, и замерла в такой позе – часто теперь впадала в такое состояние, прислушиваясь к происходящему в моем организме, словно могла услышать, как растет внутри это нечто, так перекосившее жизнь.

– О чем задумалась? – спросил Артем, входя на кухню.

Я вздрогнула от неожиданности и плеснула на ногу чаем.

– Аккуратнее! – поморщился муж, подавая мне полотенце. – Обожглась?

– Вроде нет, – я вытерла воду, Артем вдруг отнял у меня кружку и взял за руку:

– Маша, что происходит?

– Ты не знаешь, да? Или просто не хочешь знать? Тебе так удобнее, да, Артем? Списать все на бабью дурь и финты, не забивать свою голову моими проблемами?

– Перестань. И что, сделать совсем ничего нельзя?

– Можно, – усмехнулась я, смахивая слезы. – Можно, Артем – сначала операция, потом курс химии, потом волосы вылезут, потом все равно пойдут метастазы. Знаешь, какой срок жизни после подобных операций? Пять лет. Это если очень повезет. И эти пять лет превратятся в кошмар.

– Но ведь попробовать можно.

– Я не хочу пробовать. Сейчас Пашка предложил мне пролечиться новым препаратом амбулаторно, посмотреть, как пойдет, а к лету будет видно.

– Лечись, – равнодушно бросил муж, моментально потеряв интерес к разговору, и даже не спросил – а будет ли это лечение что-нибудь стоить, много ли лекарства надо, как долго продлится курс…

Наверное, это правильно – зачем ему знать это?

С лекарством проблем не возникло – Паша выписал его на какую-то бабульку, выдал мне пятнадцать коробочек. Договориться с процедурной сестрой в своем отделении тоже труда не составило, она никогда не отказывалась помочь.

– Приходи тогда к обеду, ладно, чтоб работы у меня поменьше было, – сказала она, и я кивнула. – Давай, до завтра.

Я спустилась в хирургию к Даниилу, вошла в ординаторскую – он сидел за столом один и что-то писал, нахмурив брови. Подняв голову, он в первый момент не разобрал, кто это, бросил недовольно: