Удав и гадюка - [66]

— Я знаю это, почтенный маг, и я ему благодарен.

Юлиан нахмурился, думая, чтобы придумать с рукой. Габелий со своей добросердечностью не позволит снова намертво ее замотать. Но ответ пришел сам.

— Я могу по вечерам пробовать исцелять твою руку, — прошептал Габелий с кряхтением, стоя на коленях и выжимая в теплой воде тряпку. — Кто знает, может быть это клеймо Кельпи защищает тебя лишь от дурных заклинаний. Все-таки занятная история, да. Но ты, Юлиан, главное, не зли хозяина. Недуги ослабили его, — полнотелый маг, спрятав край бороды под спальное платье, чтоб не испачкать, продолжил уже тише. — И озлобили, Юлиан. Хозяин не признает шуток, поэтому не вздумай шутить при нем никогда, даже общаясь с нами двумя. И… да, ни в коем случае не касайся его, даже за одежду, разве только хозяину не будет угрожать смертельная опасность. Иначе сразу вздернет. Он очень не любит, когда до него дотрагиваются. Я бы, наверное, тоже не любил, если бы десять лет вокруг меня бегали одновременно с несколько лекарей, обращаясь как с куклой. Для твоего здоровья будет лучше, если усвоишь эти правила.

— Я вас понял, Габелий, спасибо, — благодарно кивнул Юлиан, не сводя глаз с ловких рук целителя, который уже закончил обмывать руку и теперь достал из своей сумы коробочки с лекарствами. — Если вы попробуете исцелить руку, было бы неплохо. Но незачем вы тратите мази, не стоит…

— Пустяки, я их сам готовлю, и они всегда в избытке, не волнуйся, — махнул рукой старик, а затем, увидев зыркающего с кровати Дигоро, махнул и в его сторону. — И еще. Никогда не перечь хозяину, он этого тоже не терпит… Ну вот, рука теперь выглядит не так жутко, хотя странно, конечно, почему она у тебя с таким свежим и кровоточащим срезом, будто вчера ее отрубили, а не с полгода назад.

— Наверное из-за тугих бинтов.

— Возможно, вполне. Хотя странно. Я что еще хотел спросить, Юлиан, — маг подвинулся чуть ближе и дыхнул сырными лепешками на северянина, шепча тому на ухо. — Ты же сын Филиссии, да?

Вопрос был задан с подвохом. Да, Юлиан обещал старику Илле никому не рассказывать о связи с ним, но отрицательный ответ касаемо Филиссии мог вызвать подозрения. И потому Юлиану пришлось ответить утвердительно. Теперь-то северянин понял, к чему был весь этот цирк и почему хитровато-простодушный Габелий так добр с рабом.

— Да.

Костлявый Дигоро на кровати от этих слов даже подскочил, отчего его подушка шмякнулась на пол, и тут же встретился с торжествующе-насмешливым взглядом мага.

— Славно, я так сразу и подумал. У тебя ее васильковые глаза. Я помню Филиссию, милая была девушка, хоть и с капризами. Но наш хозяин любил ее северное своенравие и дикость, которых лишены южные тепличные барышни. Стоило ей топнуть ножкой, так он ей то цветок, то колечко. Правда, жаль, что так все получилось… — Габелий задумчиво сверкнул глазами на своем обрюзгшем лице с носом-картофелиной и бережно замотал обрубок повязками, предварительно смазав мазью. — Если ты не против, давай начнем лечение заклинаниями завтра. Я слегка притомился за сегодня. А пока береги руку, Юлиан, следи за своими словами и действиями, и тогда у тебя будет все хорошо.

Немой и хмурый, Юлиан поблагодарил кивком головы мага, который поплелся к своей постели и почти сразу забылся сном. Сам же северянин, которого ненадолго заинтересовала история Иллы и Вицеллия, улегся в уголок и стал размышлять об этих двух бывших друзьях, ставших врагами.

Ветер со свистом кидался в окно, бился о стекла и шумел в трубах. Зима в этом году на юге выдалась ветреная и промозглая. Когда где-то внизу хлопнула дверь, и Советник, опираясь на трость, с шумным дыханием поднялся наверх, Юлиан уже спал на удивление глубоким сном. Снились ему его милая Вериатель и глупенькая Фийя; снилась Матушка с ее загадочной и мягкой улыбкой; снились молодые Вицеллий и Илла, то, как их себе представлял северянин, с горящими глазами и еще не озлобленными лицами. А потом из туманных видений выплыла сначала мягкая фигурка Линайи, ускакала куда-то в сосновые леса, и явилась оттуда уже тоненькой и смеющейся Йевой, хохочущей в камере с кувшином и двумя кружками в руках. Она громко и задорно смеялась, пока вдруг так же резко не расплакалась и не посерела, стала тухнуть, сжиматься в ком и медленно пропадать. Где-то во снах Юлиана гулко грохнула тюремная дверь, на пороге зыбкой комнаты неожиданно появился враждебный силуэт в зеленом котарди, с седыми волосами до плеч. Не раздумывая, Юлиан прыгнул на встречу, рубанул родившимся из ладони ледяным мечом, но противник с оскалом шустро увернулся, сделал два шага вправо и ударил от бедра. Клинок в руках испуганного Юлиана рассыпался на переливающиеся льдинки. Дрожащим и безумным взглядом мужчина посмотрел на окровавленную руку, где вместо кисти торчал позорный обрубок, и с воплем то ли ужаса, то ли страха опять прыгнул в сторону неуловимого и могущественного врага. В руке у Юлиана вдруг возник пузырек с зиалмоном, и он с разворота швырнул его в зеленый силуэт. Раздался звон стекла, затем мерзкое шкворчание обезображенного лица, крики. Кожа противника покрылась пятнами, а синие, опутанные морщинами глаза стухли, и седой мужчина упал на колени и сгорбился. А потом вдруг быстро пополз по направлению к Юлиану, сбил того с ног и навис над ним, уже с лицом Гиффарда.