Удав и гадюка - [56]

— Да, — коротко ответил Юлиан.

— Одной рукой? — с губ Консула сорвался холодный намек.

— У меня не было сообщников.

— Покажи.

После приказа безмолвный Латхус подраспустил конец веревки, и Илла в ожидании уставился на раба. Понимая, что Советник ему не верит, Юлиан под надзором телохранителей подошел к дивану и принялся весьма ловко сплетать пятью пальцами крепкую косичку из лозы.

— Хорошо, достаточно, — затем Илла обратился к телохранителю. — Тамар, распорядись отправить надсмотрщика на рудники, и пусть майордом купит нового.

Тощий охранник кивнул.

— Ты собирался перебраться через стены Золотого города к реке?

— Да.

— И ты надеялся, безумец, что у тебя получится прокрасться сквозь полный караулом город и поднять себя одной рукой на высоту более восьми васо? — Чиновник искренне удивился.

— У меня не оставалось другого выхода, — раздался голос взволнованного, но не потерявшего достоинства Юлиана. — Лучше быть свободным мертвецом, чем подневольной и живой мебелью в Вашем саду.

Илла Ралмантон вздохнул и почесал под шапероном рябую голову. Уложив свой подбородок на сцепленные в ветвях трости пальцы, Советник некоторое время размышлял, то посматривая на грязного оборванного раба в углу, то поворачивая голову к глухой стене и теряясь в каких-то мысленных далях.

— Ты уже один раз приносил клятву верности, которую изначально собирался нарушить, — через время сказал консул. — Мое доверие к тебе подорвано, а я не выношу вероломства, раб. Но пусть будет тогда так… Я дам тебе другую работу и приму от тебя еще одну клятву, по которой ты будешь честно служить мне, пока я не покину этот мир и моя душа не отправится к Гаару. Но запомни, коль ты думаешь, что раз ты от моей крови, то я буду все прощать и мои слова пусты — ты глубоко заблуждаешься. Если будет хоть одна попытка… — Илла Ралмантон поднял к потолку тощий и опутанный огромным перстнем с рубином палец. — Только одна попытка, раб, и я не посмотрю ни на какие заслуги, забуду, кто ты есть, и отправлю в подвалы вслед за Вицеллием.

Юлиан нахмурился.

— И как долго я буду служить Вам?

— Лекари отвели мне срок жизни в пятнадцать-двадцать лет, — раздался спокойный и холодный ответ. — После моей смерти ты покинешь Элегиар очень обеспеченным вампиром, получив часть наследства. Если, конечно, не решишь ускорить мою смерть своим вмешательством… или невмешательством… В таком случае твоей участи я не завидую.

Юлиан молчал. По уму ему стоило бы без лишних размышлений сразу же согласиться, но внутренняя порядочность — которую Юлиан так и не смог из себя вытравить с годами — стонала и рыдала из-за нежелания вновь давать пустые клятвы. Больше всего на свете Юлиан не любил пустословов, и сейчас для своего выживания ему придется стать именно таким, уронив достоинство и честь в собственных глазах.

— Я благодарен вам за шанс, — медленно выговорил, будто выдавливая из себя силой, вампир. — И искренне клянусь служить вам до самой Вашей смерти.

— Хорошо. Вот и проверим, насколько ты пропитался ядом и склонностью к вероломству от своего воспитателя. Тамар, — Илла уже лежал на диване, донельзя изможденный тяжелым днем. Чахлая больная плоть требовала отдыха. — Отведи раба в барак. А ты… — Советник снова взглянул на стоящего в углу невольника, уже зловеще. — Не смей никому рассказывать, кто ты.

— И не собирался, — покачал головой Юлиан, у которого уже намечался один «отец» в Йефасе, и он не горел желанием получить нового.

Различив иронию в ответе, Илла Ралмантон принял ее на свой счет и, уязвленный, прищурился. Жестом он остановил уже открывающего дверь телохранителя.

— Тогда зачем ты сообщил о яде, если не веришь, что я — твой отец? — Илла внимательно посмотрел на молодого мужчину, который своим ростом, широкими плечами, синими глазами и блестящими волосами цвета вороного крыла никак не мог быть сыном Вицеллия.

— Вы спасли мне жизнь…

— И все?

— Да, — буркнул Юлиан.

— Отведи его в бараки, Тамар, — раздался повторный, слишком сухой, приказ.

Когда Юлиан покидал малую гостиную, он услышал, как Илла прошептал себе под нос с явно различимым удовольствием.

— Ты гляди-ка, а характером-то в меня — не позволяет себя гнуть.

В темном сыром бараке Юлиана встретили беспокойные рабы, которые слышали, как убегающий слуга Шаджи, мечась по двору, в конце концов взобрался на каменный домик и пытался оттуда перелезть стену. Но у него ничего не получилось, зато орущий и испуганный Туй созвал всю охрану. Юлиан отнекивался от всех сыплющихся в его сторону вопросов, уверял, что слишком поздно пришел и ничего не видел, а завели-то его в дом лишь для того, чтобы показать, как выглядит северянин. После того, как все доверительно кивнули и постарались уснуть, лишь обезображенный после побоев Хмурый продолжал буравить взглядом раба. Ну а Юлиан думал, кем его определит Илла. Веномансером? Тут Юлиан сомневался, ибо веномансер — это лицо доверенное, имеющее все возможности если и не отравить хозяина, то намеренно не заметить яда.

* * *

Так прошло несколько дней. Когда старого Туя, рыдающего и размазывающего слезы на кулак, увели, и на его место поставили другого невольника, свежекупленного на рынке, то сотоварищи Юлиана по бараку сначала жутко обрадовались. Обрадовались злобной радостью тех, кто застал низвержение своего обидчика. Однако новый надсмотрщик оказался куда беспощаднее и злее, и невольники скулили, как собаки, в один голос, когда он стегал их плетями по спинам, желая понравиться хозяину. А когда выяснилось, что надзирателю, этому низкому и с торчащими ребрами Байру, приказали не трогать невольника Юлиана, у всех рабов возникли вопросы, на которые молодой вампир вновь давал лишь уклончивые ответы.