Ударная армия - [37]

Ну, а дело-то, хочу сказать, еще до той войны было, Васе годов восемнадцать только стукнуло. Да… На зиму пошли все четверо дядек шабашить по плотницкой части, в Рыбинск подались. До весны, до троицы, кой-чего подзашибли, навар неплохой для мужицкого бюджета, купчишки рыбинские перед войной амбары хлебные рубили. Ну, наутро, значит, дядья с подворья шагом марш домой… Вечерком чайку попили, пароходных чайников — с полведра посудина — полдюжины уложили, пирогов поумяли, ну, перекрестились, вроде — и спать пора. А Вася глядит — старшие-то братцы чего-то мнутся, потом один за другим вольным воздухом подышать захотели и смылись. Хорошо. А Вася еще раньше приметил — старший брат, Федор, чего-то с кухаркой разговоры тихие в обед разговаривал, бородой щеку ей гладил… Вася — во двор. К воротам — заперты, на постоялом дворе строго. Он по двору покружил, видит — по снежку к забору следы. Братья-то в сапогах были, в лаптях к подрядчику не суйся, за серого посчитает, кого облапошить при расчете сам бог велел.

Пересигнул Васек через ту линию Маннергейма, значит, по следам, по следам — и, глядь, к монастырьку следы-то… женскому…

— Ой, Ванька! — сказал ротный.

— Ничего не Ванька. Следы, да… Братцы, значит, к монашкам души спасать на ночь глядя закатились. Ну, обиду Вася и заимел. За мужика, выходит, братья его еще не признают… Хорошо. Под утречко заявились, полтинник, видать, сторожу отвалили, тот калитку — пожалуйте… А Вася лежит себе на нарах, помалкивает.

Евсеев бросил окурок к печке.

— Это я вам первую часть выдал, братцы. Доказано — не всегда из тепла на холод идти не хочется… Теперь — вторую часть. Времечко-то есть, Венер Кузьмич?

— Закругляйся полегоньку.

— Очень хорошо. Идут, стало быть, домой. А уж троица, праздничек Христов, зашумела. В деревнях — боже ты мой, одна несознательность… На завалинках мужики уж пузыри пускают после похмелья… Дошли до одной деревни, а Вася и говорит: «Три рубля у меня отложено на гулянье… Да вот не знаю — уж до дому, что ль, погодить, там душу повеселить, иль здесь маленькую пропустить под огурчик?» У братьев носы — к Васе. Страсть им охота на его трешницу выпить, да как подъехать-то? А тут и заведенье — вот оно! Как раз возле заведенья-то Вася удочку и кинул братцам…

— Тактика точная, — засмеялся Горбатов.

— А как же! Стоит Вася, на крыльцо заведенья смотрит, потом говорит: «Нет, здесь не буду. Уж дома пряниками девок угощу…» И пошел. Братья потоптались, делать нечего — за Васей. В душе-то у них мерехлюндия — трешницу изводить девкам на пряники, это ж дурость! Вот выпить бы на эту бумажечку — здоровью польза!

Опять к деревне, к Круглице, подходят, это уж, считай, до дому раз плюнуть осталось, Вася и говорит: «Кто из вас смелый-то? Бросить камнюгой в окошко? Тону трешницу дарю. Покуражиться желаю!» А сам смеется, дескать, шучу, братцы. А братцам на даровщинку выпить… да господи боже! «Не обманешь?» — спрашивают. «Да вот вам крест!» — Вася крест отмахнул. Глядь, братцы-то по дороге шарят — камешек какой найти, дорога-то уж талая, до земли солнышко пробило, теплынь стоит… Ну, камней на ярославских дорогах хватает, взяли братцы по булыжнику в карманы полушубков — и марш по деревне… К другой околице подходят, видят — в избе гулянье. Песни. Причастились самогоночкой православные… Дядя Федор, старший-то, ка-ак шарахнет булыжником по окну — так рама в избу и влетела… Понятно, сокращать линию фронта на немецкий манер надо. Братья и сыпанули…

— Ох, врешь, — сказал Горбатов.

— Ох, не вру… Да. Чешут братья, а Вася котомку — с плеч, идет к той избе. А уж на крыльцо — целая артель выкатилась. Пьяне-е-ехоньки мужички и бабы, десятую песню, поди, играли… И знакомые есть Васе. Увидали. «Вася! Не видал, кто это… тудыть-растудыть, в Христов праздник охальничает, зимогор?!» Вася говорит: «Как не видать, Ерофей Максимыч! Чай, не слепой! Вон дерут-то, трое-то!.. Я только подхожу сюда, вас проведать думал, а эти, гляжу, пятак подбросили. В орлянку, что ль, думаю, играют? А один, рыжий, тут и вякни: «Решка! Бей!» И это тут и…» Ну, мужики не дослушали — по деревне за братьями, только брызги по лужам… Ну, а братцы, надо понимать, ног не жалели… Ладно. Убежали. Сидят в леску и говорят: «Как же это мы Васютку-то потеряли? Где Васютка-то? Ну, как поймали его мужики?!» Им уж и не до выпивки теперь — ну, как младшего брата, парнишечку, сейчас кольями охаживают?..

А Васю мужики — в избу, знакомый ведь человек, посочувствовал беде хозяйской, тех охальников из души в душу крыл… Стакан ему поднесли, другой. Вася закусит, а нет-нет голову уронит и скажет: «Нехристи, право слово, нехристи… Честным людям в окошко, а? Ерофей Максимыч! Это как можно, а? Я как увидал — камнюгой он, рыжий-то… у меня в глазах тёмки!» Часа полтора Вася посидел с честной компанией, две песни подголоском вел, заливался. На дорогу ему Ерофей Кузьмич бутылочку в карман и сунь — за вежливость и сочувствие, хозяйка — полпирога отпахала… Идет Вася, глядь — братаны ему встречь, морды — как с похорон. «Не пымали?! Вась!..» — «Я, чай, Евсеев, а не какой зимогор!» И бутылочку братьям — в руки. «Пейте, говорит, за Евсеевых, братья! Спротив Евсеевых — силы нету!»