Удар шпаги - [112]

Что касается меня, то я был слишком погружен в свои собственные заботы, чтобы обращать особое внимание на восторги толпы, но все же, должен признаться, это зрелище отнюдь не было мне неприятно, ибо оно убеждало меня в том, что англичане любят свою страну и ненавидят «донов», и я, хоть и будучи шотландцем, разделил тем не менее их чувства и был заодно с ними.

Ничто не могло удержать сэра Джаспера от удовольствия выступить с речью перед толпой, что он и сделал прямо из окна нашей комнаты, к огромной радости собравшихся и к собственному удовлетворению; прошло не меньше часа, прежде чем толпа, наконец, рассосалась, настолько потрясающей оказалась сенсационная новость о захвате «Санта-Марии» двумя англичанами и одним шотландцем.

После этого сэр Джаспер отбыл с секретной миссией, сняв предварительно с нас все мыслимые и немыслимые размеры, так как поклялся, что шагу не ступит с нами, пока мы не будем подобающим образом одеты. Вернувшись, он привел с собой портного и попытался нарядить меня в пурпурный камзол, такого же цвета плащ и шляпу и короткие бриджи из белого сатина, отделанные желтыми лентами, не говоря уже о всяких мелких щегольских атрибутах.

— Боже великий! — ужаснулся я. — Да вы никак хотите сделать из меня птицу колибри! Нет-нет, господин портной, ничего этого я не надену!

Достопочтенному мастеру ножниц и иглы пришлось потратить немало времени и сил, прежде чем он сумел удовлетворить меня, предложив отличного покроя светло-серый костюм, окаймленный по шву серебряной тесьмой, с белым кружевным отложным воротником, потому что я наотрез отказался носить жабо. Костюм в сочетании с плоской широкополой шляпой, украшенной большим пером, придал мне поистине изысканный и щеголеватый вид, хотя, конечно, я был просто серенькой птичкой по сравнению с сэром Джаспером, который сверкал всеми цветами радуги, ничем, впрочем, не погрешив против хорошего вкуса, потому что всегда утверждал: «Пусть я буду не в состоянии сделать что-нибудь другое, но зато всегда сумею прикрыть свою наготу достойным образом, так, чтобы не оскорбить ничьего взгляда!»

Саймон, со своей стороны, не захотел иметь дела с портным и его коллекцией платьев, что, пожалуй, было к лучшему, ибо к тому времени, когда сэр Джаспер закончил наряжаться, мы уже немного опаздывали и вынуждены были торопиться изо всех сил.

Я не намерен описывать детально обстоятельства нашей аудиенции у королевы Бесс, поскольку придворные летописцы в свое время, несомненно, отметили в своих хрониках все ее подробности, и намного искуснее, чем это мог бы сделать я даже с помощью добрейшего мастера Фразера. Достаточно сказать, что хотя с тех пор я много путешествовал по разным странам света, видел много пышных дворов и могущественных монархов, но мне никогда больше не приходилось наблюдать такого величественного и странного зрелища, как при дворе Елизаветы. Здесь были все — солдаты и моряки, ученые, поэты, государственные деятели и авантюристы, придворные кавалеры и последние бедняки — пестрая смесь могущества и глупости, мудрости и лести, честолюбия, зависти и жадности — настоящий калейдоскоп человеческих добродетелей и пороков, собранных вместе властью одной гордой женщины, с помощью железной воли управлявшей всеми этими людьми и распоряжавшейся ими по своему усмотрению. Я видел многих знаменитых людей и известных красавиц, хотя последние далеко не относились к числу фавориток королевы-девственницы, но так и не обнаружил двух лиц, которые тщетно искал, а именно госпожи Марджори и доброго сэра Фрэнсиса. Адмирала не было при дворе, о чем я очень сожалел, так как предвидел, насколько ему понравится моя история; правда, он впоследствии много раз слышал ее от меня, так что потерял он не так уж много.

Королева приняла нас весьма любезно и была немало поражена, обнаружив сэра Джаспера в числе «троих отважных», как нас обозвал один из местных остряков; маленький рыцарь был на верху блаженства и, ничуть не смущаясь, поведал всем о наших приключениях в той же форме и в тех же выражениях, что и Уиллу Неттерби, чем очень развеселил Ее Величество. Она также была настолько удовлетворена своей проницательностью, с первого взгляда — по ее утверждению — признав во мне человека благородного происхождения, что распорядилась все расходы по нашему содержанию отнести на ее счет; правда, она тут же не преминула заявить свои права на солидную часть стоимости «Санта-Марии» как военного приза.

Нас сразу же окружила атмосфера доброжелательности, приветливых лиц и дружелюбных улыбок, и, как предсказывал Уилл Неттерби, никто не вспоминал ни о неприятностях сэра Джаспера, ни о папистском заговоре; тем не менее, несмотря на общее веселье и благодушие, кое у кого на лицах нет-нет, да и проскальзывало выражение растерянности и тревоги, да и у самой Елизаветы, как нам сообщили, частенько наблюдались приступы угрюмой и мрачной меланхолии, во время которой никто не смел показываться ей на глаза. В ту пору у нее было множество врагов, немало забот и тревог, и мне кажется, что появление «Санта-Марии» она восприняла как добрый знак, поскольку это событие привело всех в хорошее настроение, а мне повезло в особенности, ибо в дальнейшем королева была уже далеко не так щедра на присвоение с ходу дворянских званий, но зато, как твердили злые языки, оказывала чрезмерную благосклонность льстецам и ничтожным людишкам.