Удар по казино. Реальная история о шести студентах, которые обыграли Лас-Вегас на миллионы долларов. - [14]

Но в данный момент он не думал о Фелисии. Он концентрировал внимание на голубой точке. Его тело дрожало, когда ноги отталкивались от стены для очередного заплыва, руки резали воду впереди. Еще один рывок, еще один рывок…

Наконец он уперся в стену — физически и фигурально. Он забросил руки через бортик, подтянул плечи вверх, положил подбородок на бетон, пытаясь отдышаться. Кевин был так вымотан, что только через минуту заметил две пары ступней прямо перед собой. Он посмотрел вверх: над ним возвышались Мартинес и Фишер. Их лица расплывались в улыбке.

Кевин очень удивился, увидев их — они не встречались уже несколько недель. Оба хорошо загорели; Мартинес изменил прическу: теперь волосы закрывали почти все его лицо. Оба чувствовали себя, похоже, превосходно, но не на своей территории: Мартинес выглядел так, словно никогда не погружался глубже ванны, а Фишер когда-то входил в команду пловцов, но это было до того, как судьба вырвала его из института.

Уже давно пробило девять вечера, тренировки закончились почти два часа назад. Бассейн был пуст, тренер ушел домой к семье.

Кевин выбрался из воды и встал на ватные ноги: «Смотри, какие птицы», — сказал он.

Фишер пожал Кевину руку, потом вытерся о махровую рубаху Мартинеса. «У тебя есть минутка?» — спросил Мартинес.

Кевин пожал плечами. Он устал и хотел есть, пицца ждала его в комнате Фелисии. Но кто знает, когда он снова увидит этих двоих. Поэтому он ответил: «Разумеется. А что такое?»

«Мы хотим тебя кое с кем познакомить», — сказал Мартинес.

Аудитория была расположена на полпути к «бесконечному коридору», длинной веренице помещений казенного вида, которая тянулась через центр кампуса МТИ. Фишер и Мартинес молчали почти всю дорогу, а Кевин устоял перед соблазном задавать вопросы. Было ясно, что им нравится представление, и он не хотел портить им удовольствие.

Как только они дошли до аудитории, изнутри открылась дверь. Кевин помнил это помещение со времен своего первого курса; он прослушал там поочередно два курса, по интегральному исчислению и линейной алгебре, просидев на одном месте оба семестра.

Он проследовал внутрь за Мартинесом и Фишером. Первое, что он заметил, — это то, что занавеси на окнах были опущены; оранжевый флуоресцентный свет с потолка пытался добраться до углов, заливая стены тенями странной формы. Кто-то расставил деревянные стулья в плотный полукруг, обращенный к доске. Большую часть доски занимала диаграмма с горизонтально выстроенными рядами цифр. Диаграмма была в процессе составления: угловатый человек с черными как смоль волосами, одетый в плохо сидящую рубашку, повернувшись спиной к аудитории, сжимал в пухлых пальцах ярко-голубой мелок. Он обернулся в тот момент, когда вошел Кевин и произнес: «Добро пожаловать в Блэкджек-101, Кевин. Мы все рады с тобой познакомиться».

Кевин обратил внимание на полукруг из стульев. К нему было обращено семь лиц; парочку он узнал по разным учебным курсам, но с большинством знаком не был. Двое оказались его однокурсниками: миниатюрная, хорошенькая азиатка по имени Кианна Лам, переселенка из Тайваня, главным предметом которой тоже была электронная инженерия, и Майкл Слоун, блондин и заядлый теннисист, который жил в одном здании с Кевином. С третьим он встречался на занятиях по физике — Брайан Хейл, чахлый, но умный старшекурсник, который так же, как и Кевин, был местным парнем, выросшим в близлежащих предместьях Уолтема. Остальные были незнакомыми парнями институтского возраста. Двое носили очки, а трое были азиатами, вероятно, китайцами. Ото всех веяло духом МТИ; усердные, неуклюжие, но с чувством легкого превосходства, словно каждый из них привык быть самым умным в аудитории.

Кевин перевел взгляд назад, на человека у доски. В отличие от других, он точно не был студентом. На вид ему было либо хорошо за тридцать, либо слегка за сорок. Он был смуглокожим — либо перс, либо латиноамериканец. Заостренное треугольное лицо с рельефными скулами. Он носил очки с толстыми стеклами и в такой же толстой пластмассовой оправе. У него были ужасные зубы. Они торчали наружу между губами, и нельзя было сказать, улыбается он или злится. Одежда его была так же ужасна, как и зубы: рубашка на два размера меньше, джинсы в складках на щиколотках и в пятнах, словно их никогда не стирали.

«Кевин, — произнес Мартинес, — это Микки Роза. Он преподавал здесь, но в доисторические времена».

Микки кивнул под смех аудитории, его волосы зашлепали по чересчур лоснящемуся лбу. Кевин взглянул с уважением, он слышал это имя раньше. Две книги о подсчете карт упоминали этого бывшего математического светилу как мастера своего дела (одного из самых молодых в истории выпускников МТИ, который поступил туда в шестнадцать лет). Но он был по крайней мере на пятнадцать лет старше Мартинеса и Фишера. Что он делал в аудитории, полной студентов?

«Я все еще преподаю здесь, — сказал Микки, опершись о классную доску. Ярко-голубой мел весь остался на его рубашке, но никто не сказал ни слова. По тому, как на него смотрели, было видно, что аудитория его боготворила. — Но теперь я преподаю в целях прибыли, для себя и моих студентов».