Удар отложенной смерти - [39]

– Давно из аэропорта?

Обер постукивал сигаретой по краю пепельницы, стараясь забыть о вчерашнем вечере и сегодняшней ночи. Для Уссера он – крайне заинтересованное лицо, угробившее столько времени и сил на маскировку золотой стружки в «царской водке». То, что Филипп нервничает – нормально; переживает за свой проект. А вот то, что он сам и поставил на детище жирный крест, потеряв при этом большую сумму в валюте, Уссеру и в голову не придёт.

– Только что прилетел. – Уссер, похоже, дымил своей вечной «гаваной». – Вылет задержали. И добирался неудачно…

– Одну минуту. Я к вам сейчас выйду. – Филипп сдёрнул с плечиков белую дублёнку.

Женщины поняли, что ничего особенного не произошло. Опять кто-то приехал в командировку, и к личной жизни начальника это отношение не имеет. Разочарованные, они ушли на обед. Готтхильф, два раза повернув в скважине ключ, вытащил его и сунул в карман. Все семь комнат химической лаборатории звенели гулкой тишиной. Начальник закрыл и общую дверь – из коридора; через две ступеньки сбежал вниз.

Почему звонит Семён, а не Валерий, как договорились? Неужели его уже взяли? И когда только успели, чёрт побери? А, самое главное, как там золото? Прошло или нет?

Уссера Филипп знал давно, несколько раз ездил к нему на родину, в Одессу. Семён Ильич устроил им с Региной и Магдой круиз по Чёрному морю на теплоходе, принадлежавшем грузинскому мандариновому королю. Предки Семёна испокон веков были ювелирами, но сам поначалу изменил традиции. Получил специальность художника-мультипликатора, и тогда же впервые женился.

Семён во всём был оригиналом, а уж в семейной своей жизни, похоже, побил рекорд. Официально он женился четыре раза, и всё время менял фамилию. Урождённый Гольдман, он стал Кацнельсоном. Но Филипп впервые услышал о нём как о Сене Ханелесе – когда тот жил и работал в Киеве. Познакомился же он уже с Сёмой Вицем. Знаменитый ювелир как раз загибался от рака, а потому сулил громадные деньги тому, кто сумеет помочь выжить.

Вот тогда и пригодились дедушкины рецепты. Правда, за травами пришлось ехать в тайгу, и на это ушёл весь отпуск. Но зато теперь Семён Ильич души не чаял в Обере, защищал его от нападок, ручался за него своей головой. По жизни великий грешник, Уссер имел одну несомненную добродетель – был памятливым, благодарным человеком.

Ни от одной из четырёх жён Уссер не прижил ребёнка. Сейчас он пестовал родную племянницу Элеонору Зусис, в замужестве Келль. Семён любил проводить время с Норочкой и её семейством – мужем и сыном. Писаная красавица, Элеонора вышла за почтенного профессора Педиатрического института, не поглядев на солидную разницу в возрасте, и пять лет назад родила Уссеру двоюродного внука Оскара.

Кроме фамилий своих жён, Семён Ильич использовал и их самих – как средство передвижения. Рая перевезла его из Одессы в Киев. Фрида ввела в тесный круг уважаемых ювелиров. Сима обеспечила ему ленинградскую прописку. А Рива отправилась в Соединённые Штаты – сбывать советские наркотики, золотишко и купленные по дешёвке якутские алмазы.

Сейчас дела Семёна Ильича, которому в начале декабря минуло пятьдесят восемь лет, находились в полном расцвете. За это он при каждом удобном случае благодарил Готтхильфа, без которого лежал бы сейчас в сырой земле…

Семён стоял в проходной, без шапки, несмотря на мороз, в длинном кожаном пальто и блестящем кашне. Как всегда, он был очень похож на хомяка, набившего за щёки слишком много зерна. И сразу же, не сказав Уссеру ни слова, ничего не услышав от него, Обер понял – золото через границу не прошло.

– Ещё раз добрый день! – Филипп прошёл через вертушку и взял Уссера под руку. – Почему вы сами приехали? Это же крайне опасно…

Уссер гостеприимно распахнул дверцу своего «Мерседеса-Бенца», на который сотрудники института смотрели с восхищением и завистью.

– Давайте покатаемся, Филипп. У меня, как в вертолёте, ничего не слышно. – Уссер всё же понизил голос, и в глазах его блеснули слёзы. – Не добрый день, Филипп, совсем не добрый! Представляете – полный провал! – Семён Ильич включил зажигание. Мотор ещё не остыл, и они сразу выехали на Белоостровскую улицу. – Провал совершенно неожиданный и убийственный… Мне самому, поверьте, ужасно даже думать о том, что ваша гениальная идея по вине разной мрази не была реализована. – Где желаете проветриваться? Смотрите – настоящая зима пришла. Святки, колядки, ворожба, разная чертовщина. Вот и у нас какие-то чудеса творятся…

– Ну, давайте поедем туда. – Филипп махнул рукой в сторону Торжковского рынка. – По набережным можно прошвырнуться, до ЦПКиО и обратно. Да, жаль, что всё сорвалось. – Обер закусил губу, доставая длинные сигареты «Море» из карминно-красной блестящей пачки. – Я прямо в шоке. Никак не ожидал…

Уссер даже согнулся за рулём, стараясь не встречаться взглядом с Обером. Он с преувеличенным вниманием смотрел вперёд и почти плакал.

– Семён, надо что-то делать, и причём срочно! – Филипп постоянно помнил, что концы ещё не зачищены. – Кладовщик с завода, Зауличев… Он меня знает. Хотите курить?

– Благодарю вас. – Уссер, как и Готтхильф, мог дымить сколько угодно – лишь бы сигареты были хорошие. Сейчас он сделал левый поворот на Торжковскую улицу, поехал к станции метро. – Что касается кладовщика – это не проблема. Свидетелей я уберу. Здесь скорбь другая. Веталь, как вы знаете, должен был в самое ближайшее время рассчитаться этим золотом за партию оружия. Теперь мы оба попадаем в пиковое положение – в следующий раз нам могут не поверить. Так странно всё вышло! И совершенно внезапно…