Удар из Зазеркалья - [59]

— Нет, а вам?

— Одна женщина по имени Роза Дайамонд.

— Неужели? — миссис Лайтфут уставилась на него, не скрывая своего удивления. — Доктор Уиллинг, вы меня переносите на тысячелетие назад! Я и понятия не имела, что кто-то из вашего поколения мог слышать что-то о Розе Дайамонд. Я и сама узнала о ней, когда была еще ребенком.

— Вам приходилось слышать имя того человека, который привез ее снова в Нью-Йорк из Парижа?

Миссис Лайтфут с подчеркнутым интересом рассматривала стены холла.

— Нет, — сказала она. — Насколько я знаю, такой человек был, но никто не называл мне его имени. Когда она покинула Париж, то больше не появлялась на людях.

— Кажется, он был ньюйоркцем, — добавил Базил. — Ему удалось добиться развода с женой, которая назвала Розу Дайамонд соответчицей на процессе. Это не наводит вас на какую-то мысль?

Миссис Лайтфут отрицательно покачала головой.

— Извините. Видите ли, в то время я еще была совсем девочкой. И мне не позволялось знать о том, что существуют такие женщины в мире.

В эту минуту в арке дверного проема появился Сиерс с двумя потрепанного вида молодыми людьми.

— Отлично, мальчики. Это все.

— Благодарим, лейтенант. — Они бросили подозрительный взгляд на миссис Лайтфут и Базила и вышли во двор через парадную дверь.

— Входите, пожалуйста, — Сиерс указал рукой на арку.

Стеклянные двери были распахнуты настежь. Две открывшиеся взору комнаты были ярко освещены веселыми солнечными лучами. В каждой из них были окна, выходящие на океан.

Как только Базил увидел бледное лицо Гизелы, он тут же позабыл и о Сиерсе, и о миссис Лайтфут. Тремя широкими шагами он пересек комнату и взял Гизелу за руки. Они были холодным, — вероятно, она продрогла. Гизела ответила усталой улыбкой. Он сжимал ее руки, а затем, обращаясь к Сиерсу, резко сказал:

— Почему вы до сих пор ее здесь задерживаете? Можно было подумать, что это он здесь главный полицейский, а Сиерс — преступник.

Фойл, вероятно, сделал свое дело, так как Сиерс ответил ему достаточно вежливо:

— Откуда вы взяли, что я ее задерживаю? Она вольна идти куда ей вздумается, только…

— Только что?

— Если только она расскажет нам обо всем, причем так, чтобы до меня дошло. В таком случае ей не грозит никакое «дело». Ни ей, ни этому субъекту.

Базил, наконец, заметил человека, о котором говорил лейтенант. В самый угол дивана забился какой-то человечек в старой армейской шинели без знаков различия, наброшенной на цивильный костюм. У него были печальные, испуганные глаза.

— Но я уже трижды все вам объяснял, лейтенант, — захныкал он. — Все было именно так, как я рассказал, клянусь Богом!

— Расскажите в четвертый. Это — доктор Уиллинг. Он работает в Нью-Йорке в конторе окружного прокурора. Мой шеф, начальник полиции Ледерер, несколько раз мне звонил и требовал предоставить ему всю информацию. Всю! Понятно? А мы до сих пор, по сути дела, ничем не располагаем. Расскажите все снова вот им.

Не нарушая тишины, миссис Лайтфут села возле Гизелы, улыбнувшись ей в знак моральной поддержки.

Ее передвижение по комнате сразу же привлекло внимание Сиерса.

— Насколько я понимаю, вы — миссис Лайтфут, работодатель мисс Крайль?

— Да, я была таковой до недавнего времени.

— Почему она оставила вашу школу в разгар учебного года? Мисс фон Гогенемс отказывается назвать нам причину.

Тщательно подбирая слова, миссис Лайтфут заговорила:

— Мисс Крайль хорошо знала свой предмет — изящные искусства, театральное дело и рисование, но она не умела внушить к себе должное уважение учеников.

— Почему ей это не удалось?

— Не тот характер, мистер Сиерс. Наверное, и в вашей профессии это — не последняя деталь?

— Да, иногда это бывает необходимо, — ответил Сиерс, но в голосе его чувствовалось сомнение. — О'кей! Ронсон, продолжайте.

Базил, стоявший между Гизелой и директрисой, уловил почти неслышный вздох облегчения миссис Лайтфут. Она откинула голову на спинку стула и прикрыла веками глаза, вероятно, чувствуя сильную усталость. Во второй раз ей удалось спасти честь своей школы, и Бреретон не попал в заголовки газет.

Они сидели в первой из двух небольших гостиных, которые становятся одной продолговатой комнатой, если распахнуть настежь стеклянные двустворчатые двери. Из выходящего на залив окна в самом конце второй сообщающейся с первой гостиной открывался прекрасный вид на пенящиеся крутые волны и голубое небо над ними.

Обе комнаты были почти одинаково меблированы, — белые с рюшкой занавески, лампы с белыми абажурами, старомодные книжные полки из красного дерева, коврики полинявшего красноватого цвета, как и розы на мебельной ткани кушеток и кресел. Меняли ли здесь мебель с тех давних пор, когда готовили эти комнаты для Розы Дайамонд? Скорее всего, нет. Пара выточенных из тикового дерева низких табуреток с наложенным на сиденья тонким пластом' красноватого мрамора, в крапинках, как сырокопченая колбаса, явно принадлежали тому времени. Цветастая мебельная ткань тогда была последним криком моды, — ее только что начали привозить из Англии. Вероятно, Фостина сама занималась отделкой этих двух комнат, выдерживая их в тех же цветах, чтобы их можно было принять за одно помещение при раскрытых настежь дверях. Вероятно, это ей пришла в голову идея соорудить здесь стеклянные двери, чтобы небольшой камин смог обогревать хотя бы немного меньшую комнату в прохладные осенние дни. В доме не было парового отопления. Конечно, трудно рассчитывать на радиатор в старом летнем коттедже. И не она ли сама распорядилась сделать двери наподобие высоких французских окон, чтобы через них, когда они закрыты, любоваться грандиозным видом океана из первой комнаты?