Удар из Зазеркалья - [5]

— Тебе должны объяснить причину увольнения, это твое право, — возразила Гизела. — Почему тебе не обратиться к адвокату. Пусть он поговорит с ней.

— Нет, я так не могу. Из этого ничего хорошего не выйдет. Какая школа в округе осмелится взять преподавателя, который бежит к своему адвокату при первом признаке надвигающейся беды?

— Да, она действительно приперла тебя к стенке… — Гизела вздохнула и оперлась спиной на подушку. Но опора оказалась слишком жесткой. Гизела отодвинулась, и подушка скосилась на сторону. Она попыталась распрямить ее, но в этот момент заметила под ней корешок книги, старинной книги в кожаном переплете с золотым тиснением и с изъеденными краями.

— Ах прости, — торопливо сказала Фостина и, выхватив книгу, прижала ее, словно младенца, обеими руками к груди. Гизела не разглядела ее названия.

— Прости, тебе неудобно сидеть, — сказала извиняющимся тоном Фостина.

— Ничего. Я не знала, что там лежит книга. — Легким, грациозным движением котенка она встала. В голосе ее послышались спокойные нотки: — Жаль, но я не могу ничем тебе помочь. — Она направилась было к двери, затем, помедлив, оглянулась: — Да, совсем забыла, зачем пришла. Хотела спросить, сделала ли ты эскизы для нашей греческой драмы. Ты хотела закончить их к завтрашнему дню. Но теперь, вероятно, тебе уже не до них.

Фостина все еще стояла у окна, крепко сжимая в руках книгу.

— Они уже закончены, и миссис Лайтфут попросила представить их на рассмотрение комитета до моего отъезда.

— Отлично. Встречаемся, как всегда, у меня. В четыре.

Гизела прошла через холл в свою комнату. Закрыв двери, она немного постояла, сморщив лоб, словно старалась что-то припомнить. Затем подошла к своему секретеру и отодвинула задвижку с застекленной книжной полки. На первых трех полках книги были аккуратно и плотно расставлены, между ними не было ни малейшего зазора. Но на нижней, казалось, они стояли не так тесно, как обычно. Ее пытливый взгляд остановился на собрании из нескольких кожаных томов с золотистым тиснением с изъеденными краями. Первого тома не было.

Все еще морща лоб, она села за письменный стол. Четыре страницы белой бумаги были разложены на откидной доске, три были исписаны, а четвертый — чистый. Она, придвинув его к себе, начала писать:

«Р. S. Случалось ли тебе читать «Мемуары» Гёте? У меня есть французское издание в переводе мадам Карловиц. Фостина Крайль взяла у меня первый том, не удосужившись спросить на то разрешения. Я обнаружила это совершенно случайно только тогда, когда она попыталась у меня на глазах спрятать мою книгу. Зачем она ей понадобилась — ума не приложу. Я бы не придала этому особого значения, если бы не странное отношение всех здесь к Фостине, о чем я тебе уже писала. Что-то дошло до ушей миссис Лайтфут, и сама Фостина сообщила мне о ее требовании к ней покинуть школу.

Во всем этом деле есть что-то зловещее, и если говорить правду, ничего от тебя не скрывая, то и мне иногда самой становится страшновато. Как мне хочется, чтобы ты сейчас был в Нью-Йорке. Я уверена, ты обязательно найдешь разумное объяснение всему, что здесь происходит. Но — увы — ты далеко отсюда…

Я боюсь спуститься с холла верхнего этажа после десяти часов вечера, когда на лестнице горит только одна ночная лампочка. Я не в силах сдержаться и не оглянуться через плечо, все время ожидая увидеть… Не знаю, что именно, но что-то особенное и весьма неприятное…»

Гизела положила ручку и с самым решительным видом перечитала то, что только что написала. Не давая себе времени для изменения принятого решения, она поскорее сложила все четыре листа и, вложив их в конверт, наклеила на него марку. Снова взяла ручку и написала на конверте:

Д-ру Базилу Уиллингу, Парк-авеню, 18-А, Нью-Йорк.

Набросив шубку поверх свитера, она поспешила вниз с письмом в руках.

На улице сумеречный пронизывающий ветер пощипывал ей щеки и трепал волосы. Порывы ветра яростно гнали вперед облака. Она шла по мягкому ковру опавших листьев и за несколько минут преодолела те полмили, что отделяли здание школы от главных ворот.

Какая-то девушка стояла возле будки на обочине шоссе.

— Привет, Алиса, — поздоровалась Гизела. — Приезжали за вечерней почтой?

— Еще нет. Почтальон должен прибыть с минуты на минуту.

Алисе Айтчисон на вид было около девятнадцати лет, но в ней чувствовалась внутренняя раскованность. Это была литая, созревшая красотка, под стать осенней красоте природы, с блестящими, как у газели, глазами, мягкой, словно подернутой тонким слоем жемчуга кожей, с полными и сочными, словно спелый красный плод, губами. На ней был костюм коричневато-орехового цвета в тон ее волос. Яркий темно-оранжевый шарф закрывал разрез на груди жакета. Она улыбалась. В это время старенький, видавший виды «форд», громыхая, остановился рядом с ней, и какой-то человек в макинтоше и мокасинах шумно выкарабкался из машины.

— Еще два письма нужно доставить в мгновение ока! — сказала Алиса, взяв из рук Гизелы письмо и передав его почтальону вместе со своим.

— Будет сделано, — ответил тот, бросая их в сумку. — Ваши девушки, я вижу, обожают обильную корреспонденцию. Все амурные дела? — спросил он хитро, дружески им подмигнув.