Удалой молодец - гордость запада - [5]
Кристи(вне себя от удивления). А здесь я могу быть спокоен, что меня эти псы-полицейские не разыщут? Майкл. Вполне можешь быть спокоен. Они сами тебя, поди, бояться будут. Да и полицейские-то у нас свои, такие смирные ребята, что и дворовой собаки не обидят, да и выпить они не дураки. Они и ночью-то никогда не приходят, не предупредив загодя.
Пегин(очень ласковым и убедительным тоном). Ну хоть недолго останься у нас. Ты, наверное, устал до смерти, и ноги себе, поди, натер до кровавых волдырей. Да и помыться тебе, я думаю, не мешает, а то ты ведь, наверное, грязен, как самая паршивая овца.
Кристи(с довольным видом оглядывает комнату). Славная это у вас комнатка, — и коли вы не шутите, то я, пожалуй, останусь.
Джимми(вскакивает). Ну, теперь, по милости божьей, она в эту ночь может быть спокойна, с таким-то человеком, который родного отца убил, — уж этот ее в обиду не даст. Ну, нам пора, Майкл Джеймс, а то они на поминках без нас все хорошее вино вылакают.
Майкл(идет к двери с остальными). А простите, пожалуйста, мистер, как вас величать по имени, хотелось бы все-таки знать?
Кристи. Кристофер Мехоун.
Майкл. Ну, спасай тебя господь, Кристи, и отдыхай себе на здоровье. А завтра, когда солнце будет стоять высоко на небе, мы с тобой увидимся.
Кристи. Спаси вас господь.
Мужчины. И тебя благослови господь.
Они все уходят, кроме Шоона, который мнется, стоя у двери.
Шоон(к Пегин). А ты не хочешь, чтобы я остался и __ постерег тебя, чтобы чего не случилось?
Пегин(сердито). А ты ведь сказал, что боишься отца Рейли?
Шоон. Теперь, я думаю, никакого греха не будет, раз он тут тоже остается.
Пегин. Ты не хотел остаться, когда в тебе нужда была, так теперь, пожалуйста, выкатывайся, и побыстрее, когда ты больше никому не нужен.
Шоон. Разве я тебе не говорил, что отец Рейли…
Пегин. Ну и отправляйся к своему отцу Рейли (насмешливо), и пусть он тебя пострижет в монахи, а мне оставь этого малого.
Шоон. Если я встречу вдову Куин…
Пегин. Иди, иди, я тебе сказала, нечего тебе тут добрых людей будить своим криком. (Выталкивает его и запирает дверь на засов.) Этот парень святого — и того из себя выведет. (Суетливо прибирает в комнате, затем снижает с себя передник и завешивает им окно вместо шторы, в то время как Кристи робко следит за ней глазами. Затем подходит к нему и говорит добродушно-ласково,) Вытяни ноги тут у огня, молодой человек. Ты ведь, наверное, устал ходивши.
Кристи(снова оробев, снимает сапоги). Конечно, я устал, за одиннадцать-то дней, что я брожу как помешанный и просыпаюсь со страху по ночам. (Подняв ногу, трогает свои волдыри и жалостно разглядывает их.)
Пегин(стоит рядом с ним и смотрит на него с восхищением). У тебя, должно быть, большие господа были в предках — вон у тебя какие ноги маленькие. И имя-то у тебя не простое, а благородное, как у вельмож или у королей во Франции или в Испании.
Кристи(с гордостью). Еще бы, мы были важные господа, ведь у нас страх какие просторные земли были в богатой Манстерской провинции.
Пегин. А разве я не то же говорила, да и сам ты разве не красивый и ладный парень с благородным лицом?
Кристи(приятно удивленный). Кто — я?
Пегин. Ну да. Ты что, никогда этого не слышал от молодых девушек, там, на западе или на юге, откуда ты родом?
Кристи(злобно). Нет, не случалось. Эх, в нищем приходе, где я вырос, окромя злобного слова ничего не услышишь.
Пегин. Ну, если не там, то уж, наверно, ты слышал это по дороге от молодых девок и баб, когда шел сюда и им свою историю рассказывал.
Кристи. Я нигде и никому не рассказывал этой истории до сегодняшнего вечера, Пегин Майк, и здесь-то я, может быть, дурака свалял, что дал волю языку. Но вы люди порядочные, надо думать, и ты сама, кажись, хорошая женщина, оттого я тебя и не испугался.
Пегин(набивает мешок соломой). Ты, может быть, такое же говорил в каждой хижине, в каждой лачуге, где встречал какую-нибудь девушку.
Кристи(подходит к ней, постепенно возвышая голос). Нигде я этого не говорил до сегодняшнего вечера, я тебя уверяю. Я нигде ни одной не видал, похожей на тебя, за все те одиннадцать дней, что я шатался по дорогам и направо и налево глядел через высокие и низкие заборы на каменистые поля и болота. А видел я там немало молодых, проворных девок и бойких задорных бабенок, что на мужиков зубы скалили.
Пегин. Если бы ты не устал так с дороги, мне думается, ты столько же мог бы рассказать или даже спеть, как Оуэн Роу О' Салливан или кто-нибудь из поэтов из Дингл-Бэя. И я всегда слышала, что поэты похожи на тебя, — такие же красивые, горячие парни и бешено вспыльчивые, если их из себя вывести.
Кристи(подходит к ней немного поближе). Сколько у тебя этих колец, боже ты мой! А не в обиду тебе будь сказано, ты еще не замужем?
Пегин. Зачем это мне, такой молодой, замуж идти?
Кристи(с облегчением). Так ты, стало быть, такая же, как и я.
Пегин(положив мешок на скамейку, взбивает его). Я своего отца не убивала. У меня бы смелости не хватило, разве, что у меня бы от бешенства все в глазах помутилось, как вот у тебя, ведь, поди, вы друг другу ребра порядком пересчитали, прежде чем ты его тюкнул.
![Слова, слова, слова](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Чай с мятой или с лимоном](/storage/book-covers/19/19390c733786d500703b097d0deecec2fca2eb3c.jpg)
Эта пьеса, созданная «в четыре руки» двумя авторами, — одна из самых успешных французских комедий за последние 25 лет. Написанная в самом начале 90-х, комедия сыграна тысячи раз в различных театрах, а одна из последних постановок, в театре Fontaine, была удостоена в 2011 году высшей театральной награды Франции, премии Мольера, как лучший комедийный спектакль.«Чай с мятой или с лимоном» — образцовый пример «театра в театре». Сначала мы видим труппу, репетирующую за несколько дней до премьеры бульварную пьесы из эпохи конца 19 века, с джентльменом-грабителем, собирающимся обокрасть аристократическое семейство.
![Двое голых мужчин](/storage/book-covers/fb/fbab6f63d51613445339e0a36d7710167e35e1d7.jpg)
Преуспевающий парижский адвокат Ален Крамер просыпается на диване в своей гостиной совершенно голый рядом со своим помощником… Ни тот ни другой не могут понять, что случилось и как они здесь оказались: конкуренты? черная магия? вудуизм? На беду, их застает жена Крамера, и тому приходится придумывать все более невероятные отговорки, чтобы сохранить брак. В пьесе, ставшей сенсацией прошлого театрального сезона в Париже (премьера сентября 2014 года в театре Мадлен), соединяются родовые черты водевиля и комедии положений с театром абсурда.
![Уравнение с одним неизвестным (Очередь)](/storage/book-covers/96/96ffe6377503621e94d1cc166c1bfbfd9f3fa005.jpg)
Одесский драматург под кабинетом врача-целителя, обещающего избавить всех от всех недугов, собирает очередь страждущих — целую галерею современных социальных типажей: тут тебе и бизнесмен, и налоговый инспектор, и журналистка, и артист, и судья. В помещение заходят рекламные агенты, пожарные, музыканты и даже работники санэпидемстанции — более тридцати персонажей, которых исполнили двадцать два актера. Весь этот ряд довольно точных социальных портретов драматург свел к сюжету христианского мифа: когда после долгого и изнурительного ожидания все-таки появляется Спаситель — врач, лишенный права на медицинскую практику, но способный исцелять и даже воскрешать, — люди, естественно, предают его.
![Лист ожиданий](/storage/book-covers/43/43f95def8916a79e46cc3adacff01d9db17982d2.jpg)
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.