Учителю — с любовью - [57]

Мы вместе пообедали, поболтали о том и сем. Они расспрашивали обо мне, моих родителях, об образовании и службе в армии, о планах на будущее. Кажется, мои ответы их удовлетворили, но что-то оставалось недоговоренным, не хватало катализатора, который помог бы нам сблизиться.

Позже мы перешли в гостиную, уселись возле веселого каминного огонька и закурили, мистер Бланшар заговорил о Южной Америке. До войны он по делам службы бывал в южноамериканских государствах и на островах. В частности, на Арубе.

Арубу я знал очень хорошо, потому что после университета работал там технологом на нефтеочистительном заводе в Сан-Николасе по контракту с фирмой «Стандард ойл». Мы беседовали об этом острове, его людях, экономическом значении в нефтяном мире — в Сан-Николасе большая естественная гавань, а не так далеко, в Маракайбо, есть богатейшие залежи нефти.

 — Местные жители говорят на каком-то странном языке. Что это за язык? — спросил он.

— Папиаменто. Это местный говор, состоит из смеси голландского, испанского и диалекта аборигенов-индейцев. В последнее время в него проникают даже американизмы.

 — Вы говорите на этом языке? — поинтересовалась миссис Бланшар.

 — Вполне сносно. Главное — знать испанский, остальное просто.

 — Помню, как-то в Ораньестаде я видел, как местные жители ездят на маленьких осликах, — продолжал мистер Бланшар.

 — Они называются буро.

 — Да, верно, буро.

— Жители Арубы — люди степенные, держатся с достоинством.

Ни к чему не обязывающая болтовня, только бы отдалить серьезный разговор насчет Джиллиан и меня.

 — А какой прекрасный клуб на Лаго-Хайтс, — сказал я.

 — Да, я играл там в баскетбол и волейбол.

 — Настоящая мужская игра.

— Это ведь город мужчин. Везде мужчины, мужчины и снова мужчины. — Вдруг он засмеялся, вспомнив что-то забавное. — Hija del Dia[7], — сказал он.

Я уставился на него, мысленно благодаря бога, что он наделил меня темной кожей — она скрыла краску, залившую мое лицо.

 — Вы помните? — настаивал он.

Его жена и Джиллиан переглянулись.

 — О да, — пробормотал я, делая ему глазами знак сменить тему.

 — Да вы не беспокойтесь, я им об этом рассказывал.

Боже мой, эти англичане — удивительные люда! Как могут порядочные люди рассказывать об этом, слушать это?

 — А внутрь вы когда-нибудь заходили? — Мое смущение его явно забавляло.

 — Нет, я обходил это место стороной.

 — А очереди помните? — И, предавшись воспоминаниям, он затрясся от смеха. Сейчас он стал самим собой, забыл, что нужно взвешивать, оценивать, присматриваться. Именно этот катализатор и был нам нужен — общие воспоминания об Арубе, мужском клубе и очередях.

Более длинных очередей я за свою жизнь не видел и, уж конечно, никогда их не забуду. В них стояли мужчины, старые и молодые, белые и черные, одни в чистой, свежей одежде, другие прямо после восьми часов работы — в пропитанных грязью и потом спецовках. Кто-то болтал с соседом, кто-то молчал, но все терпеливо ждали, когда подойдет очередь, и они войдут в большое, выкрашенное яркой краской здание, где за высокую плату продается самый дефицитный на острове товар — женщины.

Для таких, как я, еще не отвыкших от удобств нормальной американской жизни, тяготы бытия на Арубе переносились легко и даже казались романтичными, потому что терпеть их приходилось недолго. Вопрос поставок был решен на современном уровне, и арубские магазины были завалены продуктами не только консервированными — фрукты, овощи, мясо вынимались из огромных холодильников свеженькими, в хрустящей упаковке. На острове росли только кактусы, гигантские кактусы с колючками по десять — двенадцать сантиметров — очередная шутка природы, ведь на Арубе не росла даже трава. Даже пресную воду на остров привозили в специальных танкерах — одряхлевшая водоочистительная станция острова перерабатывала морскую воду в безвкусную, чуть солоноватую, идущую на все нужды жидкость и со спросом уже не справлялась.

Но по-настоящему не хватало женщин. Нефтеочистительный завод, который был построен американцами и принадлежал им, дал работу десяткам тысяч белых и цветных американцев, жителей Карибских островов и Южной Америки, и местному населению. День и ночь эти тысячи текли через ворота нефтеочистительного завода нескончаемым потоком — работа велась в три смены. Они наводняли магазины, рестораны, винные погребки и кафе.

А женщины были большой редкостью. Никто не подумал, где разместить семьи мужчин, приехавших на заработки из дальнего далека, вплоть до Монтевидео. Сами они жили как сельди в бочке, в крохотных, наспех сколоченных клетушках, с общей столовой и уборной. Правительство Арубы проявило дальнозоркость и практичность и разрешило (а может, и предложило) принять меры для смягчения тягостной ситуации. На остров разрешили въезд проституткам. Это были невинного вида юные создания, приезжали они из разных портов и крупных городов континента на две недели и после нестрогого медицинского обследования брались за свое ремесло. Привозил их внутриостровной пароход, заходивший в Сан-Николас два раза в месяц и прозванный вскоре «мясокомбинатом». Почти всех женщин селили в большом вычурном здании недалеко от главных ворот завода, на здании висел огромный щит с надписью «Hija del Dia» — «Лучшая девушка дня», и как только проходил слух, что «приехал мясокомбинат», возле дома выстраивались очереди мужчин, они шутливо поторапливали уставших за две недели барышень и с энтузиазмом приветствовали новеньких.