Учителя Гурджиева - [5]
-- Как он пришел к вам?
-- Он был послан ко мне Шейхом Мучслихуддином, некоторые называют его Саадом -- по имени его великого предшественника из Шираза. Гурджиев провел в Багдаде несколько месяцев, прежде чем его послали ко мне. Я часто видел, как он ходил в библиотеки и слушал публично чтения Корана и Хадисов (традиции). Он, бывало, рисовал план города, который основан, конечно, на шестиугольнике, и не раз спрашивал меня, почему памятник Джилани расположен именно так по отношению к целому. Ни мое положение, ни мой долг не давали мне права просвещать его.
-- А вы могли бы это сделать?
-- Зачем? Разве что услышать звук собственного голоса? Если бы ему нужно было знать причину, ему сказали бы или дали достаточную информацию, чтобы выяснить это. В мои обязанности не входило возвышаться на должность его учителя. Я мог бы сказать ему, чо Багдад построен в форме девятиугольника с Гробницей в девятой точке, но, кроме голой информации, он не получил бы от этого ничего полезного. Это не скрытое знание, но оно бесполезно до тех пор, пока вы не способны пользоваться им. Осел, нагруженный книгами Руми, еще хуже, чыем необразованный человек, желающий учиться, но имеющий в своем багаже одну страничку из Маснави.
-- Что вы думаете о способностях Гурджиева к развитию?
-- Предугадывать было не моим делом. Как я уже пытался объяснить, мне была дана задача научить его одному. Как он реагировал на это, и реагировал ли более глубоко, не мне судить. Он следовал определенному пути обучения, на котором я был простым верстовым столбом. Он жаждал учиться и проникнуться традициями моего искусства и традициями Ордена, но насколько все это былшо глубоко, -- я н знал. Только учитель, занимавшийся его внутренней отделкой, смог бы сказать об этом. Не забывайте, мой друг, что в суфизме есть внешнаяяч и внутренняя стороны. Они могут различаться, но каждая важна.Гурджиев, по указаниям Ордена, провел много месяйцев в написании фразы "Боже, помилуй меня7. Это очевидно, сочетало оба вида деятельности, чего нельзя сказать о других упражнениях.
Я попрощался с Кхаттатом и пошел побродить по улицам. Было ясно, что Гурджиев переходил от учителя к учителю и каждый передавал ему какую-то часть своего знания. Я был уверен, что его обучение предназначалось для того, чтобы сделать его пригодным для жизни в миру, среди людей. Но как соединить эти разрозненные нити клубка, если я нахожу только ремесленников, а не учителей? Можно ли было научиться чему-то метафизическому у этих людей? Должен ли я, в свою очередь, учиться под их ру5ководством? Эту мысль я отбросил, ибо было ясно, что без основного направления, которое ученик получает от свое6го духовного учителя, не было никакой пользы в рабском следовании какому бы то ни было образцу мирской деятельности.
Опечаленный, я перебрал в уме все беседы, которые у меня были, но не нашел никакого указания. Багдад был центром дервишского учения, но как прорваться?
День за днем яч искал контакты, но напрасно. Могу я попасть на собрание суфиев? Нет! Как меня могут пустить? Если я послан учителем. Как его найти? Только в поисках.
-- Где?
-- Внутри самого себя.
-- Для чего?
-- Для направления.
-- Могу ли я встретить учителя и просить его принять меня?
-- Ты уже встретил одногог - Хашима Мохаммеда.
-- Но он сказал, что он каллиграфис.
-- Суфийские учителя не обязательно являются таинственными фигурами. Не все они учат "суфизму" так, как вы это понимаете и через предлагаемые вами каналы. Они могут жить в любом месте и быть плотниками, механиками или рыбаками. Они идут туда, куда их посылают и, возможно, ждут годами, пока к ним не пошлют ученика. Ты не имеешь на них никакого права, ты не можешь претендовать на их учение. А возможно, им нельзя учить человека твоего уровня.
Я вернулся к Хашиму Кхаттату и спросил об этом.
-- Да, -- ответил он, -- здесь у меня есть задание. Поэтому я не могу принимать случайных учеников. Я не могу принять вас. Если вы хотите следовать пути, которым шел Гурджиев -из чистого любопытства или преклоняясь перед героем, тогда оставьте ваши поиски, ибо это не принесет вам никакой пользы, а только лишь печаль. Следовапние его учению вам не поможет, ибо Шейх ул Машейх заявил, что оставшаяся в учении Гурджиева барака?? перестала существовать, начиная с последнего года первой половины вашего двадцатого столетия.
-- Кто такой Шайх ул Машейх и где... -- начал я.
Хашим поднял руку:
-- Для вас ни один из этих вопросов не имеет ответа. Именно потому, что то, о чем вы спрашиваете, ничего не значит! Ищите, но пусть вашим побуждением будет развитие и стремление привести себя в созвучие с Бесконечным, а не обезьянье подражание учениюю в затасканной и бесплодной форме, как оно выражается в настоящее время. Ступайте к ученику Али Джамала в Кербале -- Шейху Даулу Юсуфу. А теперь, будьте добры, позвольте мне вернуться к моей работе.
Я пробормотал слова благодарности и ушел. Что-то прояснилось. Я должен ехать в Кербалу.
Глава 3.
ШЕЙХ ДАУЛ ЮСУФ
В Кербале нелегко остановиться, ибо это -- центр шиитского фанатизма. Но мусульманам ффактически не рекомендовалось посещать этот город. Святилище там относительно новое, так как первоначальное, как еретическое, было снесено до основания правоверным суннитом Калифом Ирака. Вскользь я заметил, что ищу Шейха Даула Юсуфа -- правоверного церковного деятеля. Его присутствие в Кербале шиитское большинство явно лишь терпело, так как он был широко известен, что они не могли открыто угрожать или досаждать ему. Но от упоминания его имени приветливее меня не встретили. Для случайной аудиенции он был недоступен. Оказалось, что если бы я заслуживал встречи, то Хашим дал бы мне условную фразу для Шейха. Один из его учеников, с которым я разговаривал, несколько раз спрашивал меня: "С чем же послал вас Хашим?7 И я снова и снова повторял его слова -- в которых недоставало самого необходимого.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.