Училка - [76]

* * *

Елку наряжали с отцом. Впервые, раньше ведь идейным вдохновителем, дизайнером и организатором была мама. Состояние уже не критическое, но… медики побоялись, видимо. Может, отпускали уже раньше таких, сердечников, те перебирали со спиртным и возвращались, но уже не в палату.

Достали коробку со старыми игрушками – «дождики», шарики, мишура и мягкие зверушки на петельках. Снеговики, олени, дед-мороз и Снегурочка, Двенадцать Месяцев (март и октябрь потерялись), пастушок, зайчики, Старик Хоттабыч. Три переплетенные меж собой гирлянды вытащили, одна – с огромными разноцветными фонариками.

– Это дед нам подарил. Из ГДР привез, в восьмидесятом, – сказал отец.

Естественно, Турке досталось испытание: распутать тонкие проводки, а кроме того, – оживить эту самую немецкую гирлянду, вкрутив в нее новые лампочки взамен перегоревших. Отец тем временем устанавливал елочку, возился с подставкой.

– Твою за ногу… Да стой же ты прямо! – пыхтел отец.

«Мама бы сейчас сказала, что нельзя ругаться, наряжая елку», – подумал Турка.

И готовкой занялся отец. Салаты покрошил, пюрешку сделал, потушил мясо.

Спалил в духовке коржи для «Птичьего молока».

– Да фиг его знает, как делать… – бесновался он. – Артур! Ну ничего, что подгорели?

– Ничего, – вдохнул Турка сизый дым. – Нормально, поедим.

С грехом пополам доукрашали елку. Мама бы, наверно, сейчас фыркнула и перевесила бы все по-своему. Папа в конце концов плюнул и ушел смотреть «Ивана Васильевича», а Турка накинул капюшон и выскользнул на темную улицу.

* * *

Старый добрый пятый этаж. Турка постоял немного, прислушиваясь. За дверью тишина. Протянул руку к звонку, но тут щелкнул замок.

– Ой, добрый вечер.

– Здрас-сти.

– А Лена дома? – Турка разглядывал незнакомую женщину, отдаленно похожую на тетю Коновой, которую он видел тогда. Распухшая, с глазами-щелочками.

– Нету. Сколько можно к ней ходить? – женщина вытащила на лестничную клетку огромный мусорный пакет. Пахну́ло объедками и тухлой заваркой – Один, другой… Съехала она. А куда – не сказала.

– Как это – съехала? Насовсем?

– Да кто ж тебе скажет. Пока нету, а потом може объявится. Мне Ленка отчета не дала.

– Но вы же… Вы ее родственница? – протянул Турка.

– Двоюродная тетка, понятное дело. Галей мене звать. Ой, мне на мусорку идти надо, а то весь подъезд провоняется!

– Хотите, помогу? – спросил Турка.

– Ой, ну спасибо тебе. Там недалеко идти-то. А мне еще в магазин надо заскочить.

Турка взял пакет, медленно спустился вниз за тараторящей теткой. По всему выходило, что Ленка ее общества избегала и в квартире появлялась весьма редко, и что «грубила, и все провоняла сигаретами своими, или травами какими, а слова поперек ей не скажи, своенравная девка-то».

Так они дошли до угла и расстались. Турка пошел к огромному жбану, тот был доверху набит мусором. Родственница Коновой пошла к магазину, а Турка забросил пакет на самую верхушку горки, тот скатился по другой стороне. Послышался треск и шорох, матюки.

– Е-мое! Ты куда ж бросаешь, а? – Турка обошел жбан. Фонарь светил на удивление ярко, и Турка разглядел незнакомца – бродягу в рваном драповом пальто, с палкой в руке.

– Извините, я нечаянно.

– За нечайно бьют отчайно, – хрипло ответил бомж и икнул. – У тебя десятка есть?

– Не-а, – Турка похлопал себя по карманам. Где-то звякнула мелочь, и он принялся выуживать монетку из дырки в подкладке. – Пять рублей вот.

– Давай сюда, – бомж подошел ближе. – Шо там, в пакете у тя было?

– Да это не мой. Я помог донести, не знаю.

– А, помощник. Молодец. Вот она какая, жисть проклятая. У молодых деньги стреляю, – бомж потер поясницу и спрятал пятерку так быстро, что Турка даже не понял, где она исчезла.

– Вы извините. Я, правда, – случайно.

– Ладно, мне пора праздничный стол собирать, хе-хе! С наступающим тебя, паря.

Турка пошел прочь, а бродяга стал ворошить палкой мусор, кряхтя и покашливая.

* * *

Молчунов после пяти рюмок ушел в астрал: валялся на диване и подергивал конечностями.

Несколько парней уединились с этой самой Кариной, в спальне.

Остальные поддерживали разговор ни о чем. На столе нетронутый тазик с розоватой селедкой под шубой, рядом – раздербаненный пакетик с крошками чипсов «Лэйс», пластиковые тарелки с остатками жратвы. Несколько пятен от сока расплылись на скатерти.

Турка встал, накинул куртку. Надел чужие меховые ботинки с молниями, поскольку сам пришел в кроссах и не хотел сейчас возиться с узлами шнурков.

Морозная тишина окутала город. Отшумели последние салюты, и лишь вдалеке, по темно-синему небу, изредка проскальзывали беззвучные красочные искорки-метеоры.

Во дворе курила Люда, худая, невзрачная девушка. Турка вдруг вспомнил, как Конова выпускала дым ему в рот.

– Сигарету хочешь?

– Нет, я типа бросил.

– А зачем?

– Ну спортом занимаюсь. Турники, футбол там…

– Понятно. А я только под выпивку курю. Или перед экзаменом, когда волнуюсь, – Люда потыкала носком сапога сугроб. Снег шел с утра, и к бою курантов улицы прикрыло пуховое одеяло.

– Хреново что-то, скучно. Как встретишь год – так его и проведешь.

– А прошлый ты как встретила? – спросил Турка. Люда выпустила дым и ответила: