Училка - [31]
А вдруг это только кажется?
И вовсе он Ленке не нравится – иначе зачем ей устраивать спектакли? Обшарпанные стены с надписями, зловония, паутина, вместо гардин прикрывающая узкую раму окна, – все это растворилось, перестало существовать для Турки. Он видел только манящие, чуть влажные губы, и теплые карие глаза – с прежней дымкой печали.
Наверху хлопнула дверь. Наваждение спало, рассеялось.
– Ладно, я пойду. Хоть бы тетка нас в окно не видела!
Турка опустил руки. Постарался запомнить форму плеч, как опытный скульптор запечатлевает в памяти мимолетный образ.
– А как же бег?
– Завтра в школу приду. Тогда и скажу точно. Пока! – она упорхнула вверх по лестнице. Турка еще какое-то время стоял, глядя на бетонные ступеньки. Завтра опять школа, верно. На мгновение Турка забыл, где он учится, и вообще – кто он?..
Никогда еще ничего подобного не испытывал.
– Романтика, елки-палки, – пробормотал он, спускаясь по лестнице.
Конечно, в понедельник Анка выясняла, по каким причинам ученики не явились на субботник. Чуть ли не половина физ-ры на это ушла. Странно, что Анка ни слова не сказала насчет презервативов, история будто заглохла.
Затем класс бегал вокруг школы. Бедняга Алик чуть легкие не выплюнул, а Проханов подвернул ногу.
Осталось десять минут, и пацаны попросили у Анки мяч – в футбол сыграть.
– Играют только те, кто был на субботнике.
В итоге на команды так и не поделились, потому что Тузов и компания пригрозили Березину и другим «футболерам», мол, если будете играть – вам крышка.
Ну и само собой, было обществознание. «Сексознание!» – снова не преминул заметить Проханов.
Синяк у Вовки немного сошел. Часть пятна прямо у уголка глаза сделалась ярко-желтой, с вишневой примесью, как будто он попользовался мамиными мазилками из косметички.
– Ха! Да ты в гомики окончательно заделался! – ржал Рамис, а Крыщ ему поддакивал, тыча пальцем. Вовка ослепительно улыбался и отшучивался – «так и есть», «понятное дело». И только Турка чувствовал исходивший от него холод.
– Ничего, пусть смеются, пока могут, – бормотал Вова. – Ничего…
До этого сидели на МХК, разбирали что-то там про Древний Египет. Галина Марковна орала, что класс ни черта не знает и что почти все сплошь дегенераты.
– Раньше были дети как дети! Что с вами такое стало?! Вол, я тебе говорю, прекрати! Что ты там по парте катаешь? ДЕБИЛ! – мощная грудь Галины Марковны вздымалась и опадала. Кроме «упавшего на ее голову МХК», эта мегера вела еще и музыку в младших классах. Турка вспомнил, как сам подкалывал Вову за его безукоризненную тетрадь, классе в третьем еще. Вован тогда сидел с Кондратьевой и каждый куплет выписывал разными цветами гелевых ручек: зеленым, красным, синим.
– Да я не делаю ничо!
– Скотина, – хлопнула белой пластиковой линейкой по столу Галина Марковна. – Так, повторяем параграф. Сейчас буду спрашивать по списку.
– Всех? – спросил кто-то.
– Тебя первым, Водовозов. Кстати, где твой брат?
– Заболел. Горло и температура.
– Так, а ты кто будешь? – прищурилась Галина Марковна, устраивая шары задницы на стуле. На мясистый нос с крупными порами и бордовыми прожилками она нацепила очки. Тонкая квадратная оправа, шнурок трет родинки на шее. – Леша или Гриша?
– Я Гриша, а заболел – Леша.
– Господи, девятый год у меня учитесь, а я вас, близнецов, так и не научилась различать! Вас хоть мама не путает?
Гришка только пожал плечами, улыбаясь. Понятное дело, он уже успел привыкнуть к тому, что их все путают, и особого внимания на шуточки и вопросы не обращает. Они такие, близнецы, бывает, что-то как выдумают! Экзамены в прошлом году друг за друга сдавали. Леха больше шарит в геометрии и в матеше, а его брат – гуманитарий. И никто тогда подмены не заметил.
– Повторяйте тему! Тузов, ты готов ответить? А ты, Китарь? Вот и сидите молча. В книгу уткнулись, я сказала! Тоже мне еще, изводите девчонку молодую! Я такого никогда не терпела. Да если б вы только попробовали что-нибудь выкинуть на моем уроке, я бы вас как тузик грелку порвала, клочки б по закоулочкам летели! Вы ее на руках носить должны! Молоденькая, только после пединститута…
Вроде бы кто-то сказал «да конечно, летели». Видимо, не рассчитал со звуком, и получилось слишком уж громко. Кто-то пошутил насчет того, что в пединституте учат на педиков, послышались смешки.
Галина Марковна открыла дверь, выглянула в коридор. Вол поднялся и начал дергать тазом и крутить «факи» в мощную квадратную спину. Смешки усилились, Вол с довольной ухмылкой плюхнулся на стул. Угри, шрамы-вмятины от прыщей, оспинки на его лице медленно заливал нездоровый румянец.
– Давайте. Гриша, готов?
– Можно еще три минутки повторить?
– Ладно. Вол, а ты что там?
– А чо?
– Отвечай. Вставай. Я за тебя в последний-то год возьмусь!
– А ЧО?
– «Чо» по-китайски «жопа», – вставил Проханов, и класс прыснул.
– Отвечаешь? Или ставлю «два», и пошел вон из класса.
– Галина Марковна, а чо я?! – скрипуче воскликнул Вол.
– Отвечаешь? Раз, два… Все, можешь сидеть дальше.
– Так сидеть или выходить? – снова ухмыльнулся Вол.
– Ты мне рожу свою еще покриви! Дурак несчастный!
– А чо вы обзываетесь? За это на вас в суд можно подать!
Всего за неделю ОНИ истребили наиболее слабых, а спустя месяц планета явила новый облик. Герои спасают друг друга, пытаясь найти ответ: это конец? А если нет, то что будет дальше? .
В трудной 75-ой школе еще не стихли отголоски скандала, эхо которого плавно перерастает в настоящую симфонию ужаса. Артур Давыдов в поисках пропавшей девушки распутывает нити, которые дергает сама судьба. А как долго вы смогли бы греть в сердце надежду? Чем бы пожертвовали ради любви? Примечания автора: Выхода на бумаге не будет — слишком шокирующе.
Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.
Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.