Ученик - [75]

* * *

Боли Меродер не ощутил. Только удар по бедру – и теплая струйка потекла вниз, к колену. В правой руке капитана был зажат обнаженный меч, мост стремительно заканчивался. Впереди – перегораживавшая дорогу телега, вражеские арбалетчики. Позади – бросившиеся за своим начальником наемники.

Залп, и десяток болтов ударили атакующих почти в упор. Один угодил в кобылу Меродера. Пронзительно заржав, несчастное животное встало на дыбы, едва не сбросив всадника. Отчаянно взбрыкивая, заметалось по мосту. Еще один выстрел, и второй, засевший в крупе болт заставил лошадь перепрыгнуть через низенькие перила. С головы Меродера слетел берет, во время удара о воду выскочил из руки меч…

Погружаясь, капитан на время утратил всякую способность к соображению. В глазах потемнело, раскрытый рот захлестнула ледяная вода. Но уже через несколько мгновений кобылу с всадником вытолкнуло на поверхность. Борясь из последних сил, раненое животное поплыло к берегу.

В голове Меродера прояснилось, и он, высвободив ноги из стремян, соскользнул с седла. Избавившись от тяжести всадника, кобыла поплыла быстрее, но уцепившийся за ее шею капитан с ужасом почувствовал, как намокающая одежда и панцирь тянут его вниз.

До берега, казалось, было совсем недалеко – человек, желая удержаться на плаву, отчаянно заработал ногами и свободной рукой.

* * *

Несколько быстрых, что есть мочи сильных ударов топором, и срубленное деревце рухнуло в воду.

– Сюда! – снова закричал Урс. – Ко мне!

Плывший мимо, точнее, тонувший вместе с лошадью всадник заметил упавший с берега ствол.

– Хватайся! – заорал ему паренек. – Быстрее!

Сообразив, что нужно сделать, наемник выпустил шею животного и, размашисто загребая, поплыл. Между ним и верхушкой срубленной осинки, погрузившейся в воду, было всего футов десять. Но в какой-то момент показалось, что бедняге спастись не удастся: панцирь и одежда неумолимо тянули на дно. Плечи и бритая голова бывшего всадника ушли под воду, а Урс едва удержался, чтобы не сигануть в реку на помощь. Горечь разочарования захлестнула паренька, но в это мгновение, словно огромная рыба, наемник с плеском выскочил на поверхность.

Мощный гребок, и длинные, сильные руки вцепились в ветви дерева. Отфыркиваясь, переводя дыхание, человек подтянулся и схватился уже за кончик ствола. В свою очередь, став на колени, Урс придавил осину к земле, чтобы дерево не соскользнуло в воду. На мгновение он встретился взглядом со спасенным им человеком, но, похоже, тот сейчас ничего не видел. Быстро перебирая руками по стволу, задыхаясь от напряжения, бритоголовый продвигался к берегу. До окончательного спасения ему осталось совсем немного. Еще одно усилие, и вот его толстые пальцы буквально вгрызлись в землю. Совсем короткая передышка, и тяжелый, неповоротливый в своей кирасе человек выполз из воды. Из правого бедра торчала стрела. Задрав голову, он посмотрел Урсу в лицо. На этот раз взгляд был осмысленный. Толстогубый рот спасенного открылся, но вместо слов его вырвало.

Отвернувшись, паренек поднялся на дрожащие от пережитого напряжения ноги. Слегка пошатываясь, отошел в сторону. Увидев тонущего человека, охваченный неожиданным для него порывом, он, не задумываясь о последствиях, бросился на помощь. Теперь в голову пришли мысли о том, что проявленное милосердие может закончится для него плохо. Урс посмотрел на мост и услышал доносящиеся оттуда яростные крики сражающихся людей. Оказывается, с момента, когда в реку рухнул всадник, прошло совсем немного времени.

– Эй, как тебя, – захрипел за спиной Урса человек. – Помоги встать, нужно поскорее уходить отсюда. 

Глава пятая, в которой фон Швертвальд приезжает в монастырь

Настроение господина барона Манфреда фон Будбара было скверным. Причин тому имелось две: физическая и душевная. Легче всего устранялась первая – после вчерашней попойки раскалывалась голова. И пока один слуга помогал хозяину одеться, второй – рябой Удо – отправился на кухню за глинтвейном. Манфред давно проверил, что достаточно сделать несколько глотков целебного напитка и злые молоточки в затылке утихнут. Так же исчезнет воображаемый обруч, сдавливавший голову болью.

А вот справится ли вино с тоской, поселившейся в груди молодого дворянина несколько дней назад, он не знал. Но очень на это надеялся: вчера ему сильно полегчало, когда надрался за ужином так, что не помнил, как слуги отволокли его наверх, в постель. Не зря покойный папаша говаривал: "Первейшее средство от любой скорби – кувшин славного цутхского". И, похоже, был прав, хотя сыночку, чья голова не была такой крепкой, как у старого барона, приходилось расплачиваться жесточайшим похмельем.

Заканчивая одевать хозяина, Берт застегнул пряжку пояса, на котором висел в кожаных ножнах кинжал. Спросил, будет ли мессир брать с собой меч? Вопрос слуги совпал с очередным толчком боли в затылке господина. Лицо Манфреда страдальчески сморщилось:

– Конечно, дурак. Давай его сюда. Подожди. Сходи, поторопи Удо. Чего он столько возится…

Видя, что барону совсем нехорошо, а это всегда заканчивалось колотушками, слуга, стараясь не шуметь, чуть ли не на цыпочках, вышел из комнаты. Даже скрипучую дверь оставил открытой. Раздраженно поглядев ему вслед, фон Будбар опустился на кровать. Покосился на ветхий столик у окна, поверх которого лежал меч в ножнах. Неплохой клинок с клеймом неизвестного мастера, перешедший рыцарю от отца. Из памяти всплыла сцена: явно красуясь перед маленьким сыном, папаша обрушивает удары меча на щит, который держит оруженосец. Летят щепы, старый Фриц закрывается, пятится, а затем картинно валится на колени и громко просит о пощаде.