Ученик архитектора - [4]

– Эй, ты куда? – прошептал Тарас. Глаза его поблескивали от страха. – Это же запрещено.

– Я хочу узнать, что происходит, – пояснил Джахан.

– Не высовывайся, – отрезал старик.

Джахан на мгновение замешкался.

– Я погляжу, что там творится, и сразу вернусь, – решил он.

– Любопытство до добра не доводит, – вздохнул старик. – Но ты, как я вижу, глух к доводам разума. По крайней мере, не уходи далеко. Оставайся в саду, у самой стены. Понял?

– Не переживай, Тарас. Я буду осторожен и незаметен, как ночная птица.

– Я тебя подожду. Не стану ложиться, пока ты не вернешься. Расскажешь, что видел.

– Любопытство до добра не доводит. Но ты, как я вижу, глух к доводам разума, – ухмыльнулся Джахан.

Не так давно Джахан вместе с учителем работал над перестройкой дворцовой кухни. Они расширили также покои, занимаемые султанским гаремом. То была насущная необходимость, так как число его обитательниц за последние годы изрядно выросло. Строителям запрещалось пользоваться главными воротами, и они проделали в стене отверстие, через которое попадали во дворец кратчайшим путем. Закончив работы, они заделали лаз необожженными кирпичами, скрепив их глиной.

Подсвечивая себе масляной лампой, Джахан двинулся вдоль стены, постукивая по ней палкой. Некоторое время он слышал лишь ровный глухой звук. Но вот звук этот стал более звонким. Джахан остановился и изо всех сил ударил стену ногой. За первым ударом последовал второй, потом третий. Наконец несколько кирпичей вылетели. Джахан поставил лампу на землю, рассчитывая забрать ее на обратном пути, опустился на четвереньки и протиснулся в отверстие.

Серебристый лунный свет заливал огромный розарий, сейчас, в зимнюю пору, более похожий на кладбище роз. Голые ветви кустов, весной и летом сплошь усыпанные красными, розовыми и желтыми цветами, ныне казались унылыми и жалкими. Сердце у Джахана колотилось так быстро и громко, что он боялся, вдруг кто-нибудь услышит его стук. Он припомнил истории об отравленных евнухах и задушенных наложницах, страшные рассказы об обезглавленных визирях и шевелящихся мешках, сброшенных в Босфорский пролив, и по спине у него пробежал холодок. В этом городе было два кладбища: одно раскинулось на холмах, а другое, куда более обширное, скрывалось в море.

Перед ним возвышалось вечнозеленое дерево, на ветвях которого пестрели бесчисленные ленты, шарфы, цепочки, обрывки тесьмы и кружев, – так называемое Древо желаний. Всякий раз, когда у какой-нибудь наложницы из гарема появлялась тайна, которую она не могла доверить никому, кроме Бога, она просила евнуха прийти к этому дереву и привязать к его ветке какую-нибудь принадлежавшую ей безделицу. Евнух выполнял просьбу, и на дереве появлялось очередное украшение. Дерево было сплошь увешано секретными мечтами и просьбами, между которыми, по всей вероятности, происходили безмолвные споры и склоки – ведь желания одной женщины зачастую противоречат желаниям другой. Но сейчас, когда украшенные ленточками ветви слегка шевелил ветерок, дерево выглядело спокойным и безмятежным. Таким безмятежным, что Джахан не смог воспротивиться порыву подойти к нему, забыв, что обещал Тарасу не отходить от стены.

Всего десятка три шагов отделяли нашего героя от каменного здания, стоявшего в глубине двора. Укрывшись за стволом Древа желаний, Джахан оглядывался по сторонам, готовый в любую минуту броситься наутек.

Около дюжины глухонемых слуг сновало туда-сюда, появляясь то из одной, то из другой двери здания. Некоторые тащили мешки. Факелы, которые они держали в руках, разрезали темноту янтарными всполохами, и всякий раз, когда отсветы двух факелов скрещивались, тени на стене становились длиннее.

По-прежнему недоумевая, Джахан оставил свое укрытие и двинулся к дому, намереваясь обойти его сзади. Он двигался бесшумно и был почти столь же незаметен, как и воздух, которым дышал. Сделав полукруг, он оказался у задней двери. Как ни странно, она никем не охранялась. Не рассуждая, Джахан проскользнул в дом. Он знал: стоит только задуматься о возможных последствиях этого поступка – и страх скует его по рукам и ногам, лишив возможности действовать.

Внутри было холодно и сыро. Передвигаться в темноте приходилось почти ощупью. Джахан не останавливался, хотя по коже у него бегали мурашки, а волосы стояли дыбом. Сожалеть о содеянном было слишком поздно. Путь назад был отрезан, а значит, приходилось идти вперед. Скользя вдоль стен и тяжело дыша, он добрался до слабо освещенной комнаты и осмотрелся по сторонам. Столики с перламутровыми инкрустациями, на которых стоят стеклянные бокалы; диваны, заваленные подушками; зеркала в позолоченных резных рамах; гобелены, закрывающие стены от пола до потолка. А на полу – несколько туго набитых мешков, вроде тех, что таскали глухонемые.

Настороженно оглядываясь, Джахан сделал еще несколько шагов. Вдруг взгляд его выхватил нечто такое, от чего кровь мгновенно застыла в жилах, – человеческую руку, которая безвольно лежала на мраморном полу, словно мертвая птица. И тогда Джахан, увлекаемый какой-то неодолимой силой, принялся развязывать мешки один за другим. При этом он невольно жмурил глаза, словно отказываясь видеть то, что открывалось его взору. Кисти рук, плечи, головы. В каждом мешке было мертвое тело. Труп ребенка.