Ученик архитектора - [20]

– Как тебя зовут?

Внезапно Джаханом овладело смущение, будто, назвав свое имя, он переступал какую-то запретную черту и делал их отношения более близкими.

– Слона зовут Чота, досточтимая госпожа, – пробормотал он. – А меня – Джахан. Но моя мать… – Он запнулся.

– Так что же?

Джахан никогда никому этого не говорил и не мог объяснить, какая сила сейчас вдруг потянула его за язык.

– Моя мать называла меня Гиацинт.

Михримах расхохоталась:

– Ничего не скажешь, подходящее имя для мальчишки! – Догадавшись, что ему обидно это слышать, она перестала смеяться и поинтересовалась: – А почему мать так тебя называла?

– Когда я родился, глаза мои цветом напоминали гиацинт. Мама говорила, это потому, что она ела цветки гиацинта, когда была в тягости.

– Глаза цвета гиацинта… – повторила девушка. – А где она сейчас, твоя мать?

– Она покинула этот мир, милостивая госпожа.

– Так ты сирота, – задумчиво протянула Михримах. – Знаешь, иногда я тоже чувствую себя сиротой.

– Но ваши высокородные родители живы, да продлит Аллах их дни.

В этот момент раздался женский голос:

– Я повсюду вас ищу, свет очей моих. Вам не следует приходить сюда одной.

Голос принадлежал полной женщине с багровыми щеками, пронзительным взглядом и укоризненно поджатыми губами. Нижняя ее челюсть была чуть выдвинута вперед, что придавало лицу суровое выражение. Она не удостоила взглядом ни слона, ни погонщика. Казалось, эта дама вообще не замечает ничего вокруг – ни сада, ни цветов, ни клеток с животными, – ибо ее всецело поглощает одна-единственная цель: найти дочь султана и уберечь ее от всех возможных опасностей.

– Это Хесна-хатун, моя дада – няня, – не без гордости сообщила девушка. – Вечно она обо мне беспокоится.

– Как же мне не беспокоиться, о луч яркого солнца в царстве тьмы? – подала голос няня. – Моему попечению вверено несравненное сокровище, и я обязана его беречь.

– Дада терпеть не может животных, – с шаловливой улыбкой заметила Михримах. – За одним-единственным исключением. Я имею в виду ее любимую кошку по имени Корица.

Взгляд дочери султана встретился с взглядом Джахана, и что-то неуловимое проскользнуло между ними. Внезапно на лицо девушки набежала тень тревоги. И она поинтересовалась у няни:

– Моя досточтимая мать спрашивала обо мне?

– О да, жемчужина моего сердца. Я сказала, что вы купаетесь в хаммаме.

– Ты моя спасительница! – расплылась в улыбке Михримах. – Что бы я без тебя делала, дада! – Она помахала рукой. – До свидания, Чота. Может быть, я скоро опять приду с тобой повидаться.

И, попрощавшись со слоном, но не сказав ни слова погонщику, дочь султана, сопровождаемая няней, двинулась прочь по садовой дорожке. Джахан долго смотрел ей вслед, позабыв обо всем на свете. В мыслях его царил сумбур, ноздри все еще ощущали запах изысканных духов, а в сердце словно бы засела заноза – во всяком случае, прежде он никогда не испытывал ничего похожего.

* * *

Джахан был уверен, что больше Михримах Султан к ним никогда не придет. Но она пришла. Одарив обоих своей обворожительной улыбкой, она также принесла слону гостинцы – и не какие-нибудь там яблоки или груши, а поистине царские лакомства: фиги, покрытые сладким кремом, шербет, марципан с вареньем из лепестков роз, сваренные в меду орехи. Джахан знал: чашка таких орехов стоит на базаре четыре аспры, никак не меньше. Вскоре у дочери султана вошло в обыкновение приходить в гости к белому слону всякий раз, когда царившие в серале порядки особенно досаждали ей. На Чоту она взирала с неизменным удивлением, словно не веря, что такой гигант может быть столь смирным и добродушным. Слона с полным правом можно было назвать султаном зверинца, но нравом он ничуть не походил на отца Михримах.

Предугадать, когда дочь правителя вновь появится в зверинце, было невозможно. Иногда она не показывалась неделями, и Джахану оставалось лишь гадать, чем она занята: жизнь во дворце оставалась для мальчика тайной за семью печатями. А бывало, что Михримах приходила повидать слона чуть не каждый день. Ее неизменно сопровождала Хесна-хатун, которая терпеливо ждала в сторонке, пока принцесса вдоволь налюбуется белым великаном. По недовольно поджатым губам няни можно было догадаться: ей не по душе увлечение Михримах. Но она не говорила ни слова, по всей видимости надеясь, что ее воспитанница вскоре сама поймет: дочери султана не пристало интересоваться каким-то слоном.

Прошел год. Вновь настало знойное лето. Джахан бережно хранил те немногие ценные вещи, что ему удалось стащить: серебряные четки, которые он украл у главного садовника, шелковый, расшитый золотом носовой платок, который обронил новый евнух, фарфоровый расписной кувшин из дворцового буфета, золотое кольцо – его потерял посетивший зверинец чужеземный посланник. Джахан знал: всех этих жалких пустяков отнюдь не достаточно, чтобы удовлетворить алчность капитана Гарета. Но о том, где хранятся драгоценности султана, он по-прежнему не имел понятия и, честно говоря, с течением времени думал об этом все меньше и меньше. С того дня как они расстались на пристани, Гарет не давал о себе знать. Правда, он постоянно преследовал мальчика в страшных снах, подобно грозной тени, наползающей из прошлого. Джахан терялся в догадках, почему капитан не появляется наяву и не требует исполнения уговора. Единственное объяснение, которое приходило ему в голову: старый морской волк погиб во время очередного плавания.