Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии - [50]

Конечно, богословы напрягали все усилия к тому, чтобы как-нибудь устранить это мучительное для христианства затруднение. Было предложено множество «объяснительных соображений», претендовавших на удовлетворение требования как науки, так и «благочестия». Все эти душеспасительные предложения в общем можно разбить на четыре группы.

Первая группа предполагает, что вследствие вездесущности бога, т. е. одного из свойств, неотделимых от сущности божества, «слово божье» в одно и то же время воплотилось в каждом из «преступных миров». При этом допускается, что особенности, род и продолжительность такого всеобщего воплощения были «предустановлены в предвечном совете». Значит, сын божий, Христос, должен был родиться, пострадать и умереть в одно и то же время на всех небесных землях, всех планетах, получивших вследствие этого прощение от «оскорбленного верховного существа» и приглашенных отныне «войти в радость господина своего». Таким образом, с этой точки зрения бог подобен могущественному властителю, который своим царским указом сразу освобождает из всех тюрем в один и тот же момент всех заключенных, на которых простирается его милость. Это «объяснение» настолько абсурдно, что оно почти не нашло распространения в среде богословов.

По второму «объяснению» сын божий так же должен был воплотиться на всех «грешных мирах», как воплотился он на Земле, но это было сделано не единожды, а многократно, не в одно и то же время для всех миров. Христос мог искупить все «виновные человечества» постепенно, посещая их одно за другим. Конечно, и это предположение никак не согласуется ни с церковной догмой, ни с евангельскими текстами.

Третья «теория» предполагает, что Земля — единственный мир, где человечество своим «непослушанием» впало в «немилость» у своего верховного господина. Она стремится «доказать», что божественное величие отнюдь не могло помрачиться или уменьшиться при предположении, что бог благоволил искупить эту «одну виновную людскую семью». Это мнение в середине прошлого века защищал американский проповедник Чальмерс, который отмечал, что, с точки зрения неверующего, совершенно невероятно, чтобы бог послал своего вечного сына пожертвовать жизнью за обитателей какого-то ничтожного захолустья, ибо, рассуждая по-человечески, такого рода миссия была бы слишком большой честью для такой планеты, как Земля, и такой «дар» абсолютно непонятен. Но бог в силу своей бесконечной доброты снизошел и до столь ничтожной планеты, как наша Земля.

Но и эта теория не может удовлетворить верующего, так как умаляет в его глазах роль провидения и значение искупительной жертвы. Вот почему Фламмарион, ценящий ответ Чальмерса выше других, все-таки вынужден констатировать, что «этот ответ не в состоянии убедить неверующих в действительном существовании этой великой жертвы со стороны бога». Американский же богослов A. Максвелл, возражая Чальмерсу, даже заявил, что «невозможно в одно и то же время верить в обитаемость миров и евангелие», что «только евангельское слово несомненно, а так называемые астрономические истины покоятся на зыбком песке». Он подчеркивал, что эти астрономические истины «вливают губительный яд в сердце человека», ибо они прямо ведут к атеизму!..

Четвертое «предположение» было высказано уже не профессиональным богословом, а видным английским физиком Давидом Брюстером (1781―1868) в сочинении под характерным названием: «Миров — больше, чем один, вера философа и надежда христианина». В нем этот поповствующий ученый пытается показать, что божественное воплощение произошло лишь на Земле, но оно распространяет свою искупительную силу и на все «преступные миры».

Эта «теория» была им выдвинута в ответ на вышедшую в 1853 г. анонимную книгу под названием «Множественность миров», которая, как вскоре выяснилось, принадлежала перу видного английского историка естествознания B. Уэвелля (1794―1866).

Уэвелль (он был пастором) подчеркивает, что своей книгой он хочет уменьшить смущение религиозных людей, подавленных, с одной стороны, неизмеримостью и сложностью материальной Вселенной, которые стали несомненными благодаря открытиям современной астрономии, и, с другой стороны, почти бесконечной ничтожностью человека и самого места его пребывания — Земли. Он указывает, что ничтожество это должно поражать тем более, если допустить, что не только планеты нашей системы, но и те планеты, что кружатся вокруг мириад других звезд, тоже являются аренами жизни. Религиозных людей все это должно смущать тем более, что именно такие факты и выставляют скептики в их нападках на христианство. Ведь скептики указывают на нерациональность и нелепость предположения, что творец всей необозримой обширности миров, наполняющих бесконечное пространство, интересовался специально таким ничтожным и жалким созданием, как человек, этим чрезвычайно несовершенным обитателем одного из маленьких миров, пристегнутого к солнцу второго или третьего разряда. А между тем таким именно существам, говорят скептики, бог специально будто бы и открыл свою волю несколько тысяч лет назад, хотя и оказалось, что заповедям его не повинуются и воли его не исполняют. Он посылает, однако, на благо этих созданий единственную в своем роде жертву, своего сына, и все для того, чтобы спасти небольшую горсть этих «жалких грешников» от естественных и вполне заслуженных последствий их же собственных изумительных глупостей и невыразимых преступлений! Нет, такая вера, — говорят они, — слишком нелепа и невероятна, чтобы ее могли разделять разумные существа, тем более, если допустить, что существует бесчисленное множество других обитаемых миров. И действительно, религиозным людям трудно найти сколько-нибудь основательный ответ на такие нападки, вследствие чего многие чувствуют себя в безвыходном положении и теряют всякую веру в догматы христианства. Они чувствуют себя «сидящими на рогах» следующей дилеммы: если действительно существуют целые мириады других миров, то невероятно, чтобы каждый из них имел свое специальное откровение и свою специальную жертву. С другой стороны, если во всей Вселенной мы действительно являемся единственными разумными существами и наивысшим творческим продуктом всемогущего разума, то приходится только удивляться очевидному несоответствию между творцом и его творением. И вот в результате, — заключает Уэвелль, — многие впадают в атеизм.