Учение Коперника и религия: Из истории борьбы за научную истину в астрономии - [48]

Но для церкви ясно было, что учение Бруно о множественности обитаемых миров непримиримо с религией, что оно «сделало подозрительным все домостроительство божие», совершенно уничтожив учение церкви о том, что человек на Земле и его «вечное спасение» — цель и смысл всей Вселенной! Вот почему богословы, вслед за святым Фомой, говорили, что «воображаемые миры» или равны или не равны нашему по совершенству; если равны ему, то они излишни; если стоят ниже его, то они несовершенны; если же они совершеннее его, то наш мир несовершенен, однако, это невозможно, так как бог не создал ничего несовершенного. Богословы не отрицали, что бог мог бы создать множество миров, если бы на то была его воля, но они утверждали, что единичный мир в такой же мере может содержать в себе все совершенство божественного действия, как и многие миры, вследствие чего последние были бы совершенно бесполезны.

Уже во время борьбы Галилея за коперникову систему мира католический богослов Лейтнекер писал: «Учение Коперника взрывает самые основы богословия. Если Земля — одна из многих планет, то невероятно, что как раз для нее совершилось столь великое, как об этом учит христианское учение. Раз существуют и другие планеты, то они должны быть населены: ведь бог ничего не делал напрасно. Но как же в таком случае обитатели и других планет могут происходить от Адама? Как они могли быть искуплены спасителем?»

Такие же вопросы, по их представлению «убийственные» для нового учения, предлагали коперниканцам и православные богословы. Давая смелую и остроумную отповедь этим мракобесам, М. В. Ломоносов, открывший атмосферу Венеры во время прохождения этой планеты по солнечному диску в 1761 г., в своей замечательной работе «Явления Венеры на Солнце» писал: «Некоторые спрашивают, ежели де на планетах есть живущие нам подобные люди, то какой они веры? проповедано ли им евангелие? Крещены ли они в веру христову? Сим дается ответ вопросной. В южных великих землях, коих берега в нынешние времена почти только примечены мореплавательми, тамошние жители, также и в других неведомых землях обитатели, люди видом, языком и всеми поведениями от нас отменные, какой веры? и кто им проповедал евангелие? Ежели кто про то знать или их обратить и крестить хочет, то пусть по евангельскому слову… туда пойдет. И как свою проповедь окончит, то после пусть поедет для того же и на Венеру. Только бы труд его не был напрасен. Может быть, тамошние люди в Адаме не согрешили; и для того всех из того следствий не надобно…».[48]

Следовательно, учение о множественности обитаемых миров, развитое Бруно на основе системы Коперника, поставило церковь в чрезвычайно затруднительное положение. Недаром даже спустя три столетия после сожжения Бруно не погасла ненависть представителей церкви к этому великомученику свободной научной мысли: в 1889 г. во время торжества открытия памятника Бруно в Риме целый ряд домов духовных лиц был задрапирован в черное…

А между тем уже в конце XVII в. в пользу учения об обитаемости других планет выступил и французский мыслитель Бернар Фонтенель. Он стоял на точке зрения широко понятого коперниканства (хотя формально не порвал с католицизмом) и поэтому понимал, что органическая жизнь не является привилегией Земли. В 1686 г. он выпустил книгу «Разговоры о множестве миров», русский перевод которой сыграл большую роль в распространении учения Коперника в России. Фонтенель, который не хотел открыто вступить в конфликт с религией, в своей книге заявил, что широкое распространение органической жизни во Вселенной совместимо с верой во «всемогущество» бога. В общем у него выходило, что обитаемость многочисленных миров служит телеологическим оправданием их существования, а это бесспорно означало разрыв с антропогеоцентризмом. Фонтенель здесь шел тем же путем, что и Бруно: попав в лапы инквизиции, Бруно пытался прибегнуть к тому богословскому ухищрению, что «недостойно» для бога создание одного только мира.

Взгляд о множественности обитаемых миров отстаивал и патер Феликс: «Совершенно несообразно, — писал он, пытаясь согласовать религию с наукой, — лишать Вселенную всяких мыслящих существ, сводя ее к какой-то мрачной, глухой пустыне, где мы встречаем лишь вечную пустоту и ужасающие груды бездушного вещества. Почему лишь эта планета, которая пред беспредельностью небес то же, что капля воды перед океаном, то же, что атом вещества посреди Солнца, почему лишь эта маленькая планета одна из всего необъятного мироздания удостоилась жизни? И как можно допустить, чтобы бог забросил в этот совершенно незаметный уголок Вселенной единственных разумных существ? Нет и нет! Новейшая наука не может допустить такой гипотезы: она не откажется никогда от одержанных ею побед. От благочестия зависит рассмотреть этот вопрос и решить, желает ли оно порвать всякую связь с наукой или же идти с ней рука об руку по тем новым путям, которые она с каждым днем открывает среди небес».

Таким образом, старое представление о том, что «цель творца Вселенной» — человек, было только заменено таким же ложным представлением, будто этой целью является органическая жизнь. Впоследствии эту точку зрения особенно настойчиво высказывал астроном и поэт Камилл Фламмарион (1842―1925) — горячий пропагандист учения о множественности обитаемых миров. Он утверждал, что «жизнь есть верховная цель существования вещества, и что силы природы всегда и всюду стремятся к созданию, к поддержанию и сохранению организованных существ».