Ученица. Предать, чтобы обрести себя - [21]

Отцу не хватало помощников, чтобы строить сеновалы, поэтому он вернулся на свалку. Тайлер уехал, и все мы получили повышение. Шестнадцатилетний Люк стал старшим сыном, правой рукой отца. Мы с Ричардом стали рядовыми.

Помню первое утро, когда я пришла на свалку в качестве отцовской помощницы. Земля промерзла, даже воздух казался замерзшим. Мы стояли на дворе над нижним пастбищем. Он весь был заполнен сотнями машин и грузовиков. Одни были старыми и сломанными, другие просто разбитыми. Изогнутые, смятые машины казались сделанными из бумаги. В центре двора красовалась целая куча хлама: протекающие аккумуляторы, обрывки медных проводов, трансмиссии, проржавевшие листы олова, старые краны, разбитые радиаторы, зазубренные куски блестящих медных труб и т.д. и т.п. Бесконечная бесформенная масса.

Отец подвел меня к ней:

– Ты знаешь разницу между алюминием и нержавейкой?

– Думаю, да.

– Иди сюда, – нетерпеливо произнес он.

Отец привык командовать взрослыми мужчинами. Объяснять десятилетней девочке секреты своей работы было для него унизительно.

Он вытащил из кучи кусок блестящего металла.

– Это алюминий. Видишь, как он блестит? Чувствуешь, какой он легкий?

Отец сунул металл мне в руки. Он был прав: кусок оказался не таким тяжелым, каким выглядел. Потом он взялся за помятую трубу:

– А это сталь.

Мы начали сортировать хлам, раскладывая в разные кучи: алюминий, железо, сталь, медь. Потом это можно было продать. Я подняла кусок железа. Он весь был покрыт коричневой ржавчиной, а края его были очень острыми. Я чуть не порезалась. У меня были кожаные перчатки, но, когда отец их увидел, он сразу же сказал, что они будут мешать мне работать.

– У тебя быстро появятся мозоли, – пообещал он, и я сняла перчатки.

В подсобке я нашла каску, но отец и ее отобрал.

– Ты будешь медленнее двигаться в этой дурацкой каске.

Отец жил в постоянном страхе перед временем. Он чувствовал, что время его преследует. Я ощущала его страх в тревожных взглядах, которые он бросал на солнце, двигавшееся по небу, в той опаске, с какой он брался за каждую трубу. В каждом обломке металла отец видел деньги, которые за него можно было выручить. Но из этого нужно было вычесть время на сортировку, упаковку и доставку. Каждый кусок железа, медной проволоки или трубы был пятицентовиком, десятицентовиком, долларом. Но если на разбор и сортировку уходило больше двух секунд, сумма уменьшалась. Отец постоянно сравнивал жалкую прибыль с расходами на дом. Он считал, что для того, чтобы в доме горел свет и было тепло, ему нужно работать с головокружительной скоростью. Я никогда не видела, чтобы отец нес что-нибудь в сортировочную корзину – он просто кидал в нее металл с того места, где находился.

Увидев такое в первый раз, я сочла это случайностью, ошибкой, которую нужно исправить. Я еще не усвоила правил этого нового мира. Нагнувшись, я потянулась за медной проволокой, и тут что-то большое полетело прямо ко мне. Я повернулась посмотреть. И тут стальной цилиндр врезался мне прямо в живот.

Я рухнула на землю.

– Упс! – крикнул отец.

Я с трудом откатилась в сторону. Голова у меня кружилась. Когда я смогла подняться на ноги, отец швырял уже что-то другое. Я поднялась, но потеряла равновесие и упала. На этот раз подниматься я не стала. Я дрожала, но не от холода. Мою кожу буквально покалывало от ощущения близкой опасности. Но оглядевшись, я увидела лишь уставшего немолодого человека, который разбирал разбитую фару.

Я вспомнила, как не раз братья со стонами вваливались в дом, растирая бока, руки или ноги, покрытые ссадинами, синяками или ожогами. Вспомнила, как два года назад отцовский помощник Роберт потерял палец. С диким криком он вбежал в дом, а я смотрела то на кровавый обрубок, то на отрезанный палец – Люк принес его и положил на стойку. Мне показалось, что это реквизит для какого-то фокуса. Мама положила палец в пакет со льдом и отправила Ричарда в город, в больницу, пришивать. Не один Роберт пострадал на нашей свалке. За год до этого подружка Шона, Эмма, с криком вбежала в наш дом. Она помогала Шону и потеряла половину указательного пальца. Мама отправила Эмму в город, но палец был раздроблен, и врачи ничего не смогли сделать.

Я посмотрела на собственные розовые пальцы, и в этот момент все изменилось. В детстве мы с Ричардом часами играли на свалке, прыгая по крышам разбитых машин, толкая одну, прячась за другими. Свалка была полем тысяч воображаемых сражений – между демонами и волшебниками, феями и орками, троллями и гигантами. Теперь все изменилось. Свалка перестала быть площадкой для игр. Она стала реальной, и ее физические законы были загадочными и враждебными.

Я вспомнила, как странно текла кровь по запястью Эммы. Я поднялась, опираясь на небольшой кусок медной трубы. Мне почти удалось встать, когда отец швырнул в мою сторону каталитический нейтрализатор. Я отпрыгнула, порезавшись об острый край пробитого бака. Вытерев кровь о джинсы, я крикнула:

– Не бросай сюда ничего! Я здесь!

Отец с удивлением посмотрел на меня. Он забыл, что я здесь. Заметив кровь, он подошел ко мне и положил руку на плечо.