Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой - [12]

Неделю спустя я увидела самый яркий сон в своей жизни: невысокий человек сидел за столом, три женщины с неясными чертами лица стояли позади него. Я понимала, что они были колдуньями, и хотя лицо мужчины было в дымке, я знала, что это Карлос. Он долго говорил о необходимости начать революцию. Я предположила, что речь идет о политическом выступлении, но мужчина сказал, что это нечто бесконечно глубокое — личная революция духа. И пообещал, что мы встретимся вновь. Он был крайне серьезен, даже мрачен, и совершенно не походил на того веселого человека за обедом.

Я проснулась с самым странным ощущением: нисколько не сомневаясь, я твердо знала, что буду помнить этот сон всю свою жизнь.

глава 2 ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ГОДЫ

Наше любопытство доводит нас до опасной черты.

Роберт Браунинг «Апология епископа Блуграма»

Прошло девятнадцать лет с момента моей первой встречи с Кастанедой и до моей инициации в ученицы мага.

Между 1973 и 1991 годами мы встречались случайно, нерегулярно, и не только из-за его любви к таинственности, но и потому, что я сама редко обращалась к нему. У меня никогда не было его телефонного номера, а у моей семьи тем более единственным способом связаться с ним было отправить письмо через Неда или через бухгалтера Карлоса, Джери Варда. Иногда Карлос звонил Ирвингу и оставлял номер Варда или номер без имени для меня. В более чем половине случаев, когда я пыталась позвонить, я слышала только гудки.

Карлос иногда заходил без предупреждения к моим родителям в их дом в Бентвуде или в дом моего брата Дэвида неподалеку от Санта-Моники. Он обычно говорил: «Я ищу Эйми». Мне было лестно, и никто из моих домашних не чувствовал себя обиженными, — его эксцентричность всем нам казалась очаровательной. Дэвид вспоминал, как он с женой и Карлос с Анной-Мари в 1981 году ходили на фильм «Пишоте», снятый другом Карлоса, Гектором Бабенко. Эта душераздирающая история о нищих бразильских подростках, рассказанная на португальском (Карлос бегло говорил на нем), заставила его плакать; она так напоминала его прошлое. Другими любимыми его фильмами были «Бегущий по лезвию бритвы», «Босоногая богиня», «Седьмая печать» и «Тора! Тора! Тора!»

Дэвид рассказывал, что в тот вечер Карлос развеял тяжелое впечатление после сеанса веселыми пародиями на фильмы про войну «класса D», которые нравились им с Анной. Они шутя подтрунивали друг над другом: «Полоумный шелудивый пес», «Подлый сукин сын!», «Злобная утроба!» Оба хихикали и осыпали друг друга смешными ругательствами, так что вечер удалось спасти.

Когда мне удавалось повидать Карлоса, он всегда был с Анной. Однако вскоре мне довелось встретить его вторую женщину — «ведьму», которую Карлос представил как «возлюбленную Федерико Феллини!» Она была уже не Джина, а Флоринда Доннер. Это была динамо-машина. У нее было столько энергии, что казалось, она сейчас взорвется. Если кто-то и был способен на такое самовоспламенение а-ля дона Хуана, так это была она. Флоринда была неутомимой на болтовню, в противоположность скромнице Анне-Мари, и в отличие от нее дерзила Карлосу. Они пикировались со смачным эксгибиционистским удовольствием, используя самые разнообразные грязные ругательства на английском вперемежку с испанским. Флоринда напоминала мне дикую птицу, шуструю и беспокойную. Ее прозвище «колибри» очень ей подходило, поскольку она была миниатюрным, красивым созданием, пребывающим в вечном движении. Беседа Анны-Мари была бесконечно занимательной, рассказы Флоривды по энергетике больше соответствовали Карлосу.

Джина — она же Флоринда Доннер — выполняет кату (движение в карате).

«Самурай мэгэзин», 1974 год.

Джина в спарринге с Анной-Мари — она же Тайша Абеляр.

«Самурай мэгэзин», 1974 год.

Если Анна-Мари рассказывала об «обычных» вещах, то Флоринда, как и Карлос, старались избегать упоминаний о мире простых смертных, называя его «океаном горгулий».

Странно, но я не помню своей первой встречи с Флориндой, хотя она оказала гораздо большее влияние на мою жизнь, чем все маги, включая Карлоса. Она часто сопровождала Карлоса во время его внезапных визитов и очень скоро стала образцом для подражания — праздничная, сверкающая, дерзкая и, казалось, бесстрашная.

Как-то мои родители устраивали торжественный ужин в Американской ассоциации книготорговцев — это одна из самых крупных встреч издателей, с которой сравнима разве только Франкфуртская книжная ярмарка в Германии. Карлос прибыл с Флориндой, чтобы вновь «найти Эйми».

«Странно, — задумался мой отец, когда гости ушли. — В Карлосе и в его женщинах есть что-то специфическое — что-то большее, не то, что бросается в глаза. Я не уверен, кто его любовница —

Анна, или Флоринда, или обе, или ни одна из них… Я не могу их разгадать. Что вы думаете?»

Я понимала, что он имеет в виду, но не рискнула бы строить предположения. Они могли быть и любовниками, и друзьями, это трудно было определить. Я не могла представить Карлоса с любовницей, не верилось, что какая-то женщина может желать его как мужчину, — настолько двусмысленной казалась мне его сексуальность. Я решила, что он наверное гомосексуалист или, скорее всего, вообще не интересуется сексом.