Ученица - [42]

— Тетя Коновой говорила, что ты к ней часто приходил, надоедал. Угрожал даже, — сказал Селедка. — Было такое?

— Приходил, да. Но не угрожал. Мне было интересно, почему она не подает заявление о пропаже племянницы, хотя и двоюродной. Сколько времени упущено! И вы сейчас продолжаете тратить его на меня. У меня есть вот что, — решился он и полез в рюкзак. Покопался среди тетрадей и мятых листков, выудил дневник. Трудно сказать, зачем он его с собой таскал. Может по той же причине, по которой перед экзаменом некоторые кладут под подушку учебник — надеялся, что каким-то мистическим образом нужные знание попадут в мозг.

— Вы ведь встречались. Может быть, она что-то рассказывала, хотела уехать, ты должен рассказать нам все, что знаешь. От и до. Обо всем. Иначе… — они переглянулись, — нам может показаться, что ты хочешь что-то скрыть. Что это?

— Скрыть? — вытаращил глаза Турка. — На что вы намекаете, товарищи милиционеры? Я наоборот, рассказываю все как есть. Вот, дневник. Тут очень много информации, которая позволит вам составить… ну, психологический портрет или что вы там делаете. Понять, что из себя представляла Лена. Ну, там и про меня тоже есть. Наверное, сразу ваши подозрения исчезнут. Есть там и про ее дядю откровения. Вы его допрашивали? Вот, почитайте, что он с ней в детстве делал.

Щеки у Турки зарделись. Черт, там столько всего, в дневнике — и про него тоже. Но скрывать записи он не имеет права.

На мгновение в голове промелькнули неясные тени, остающиеся после мутных ночных кошмаров наутро. Что если он правда, сам не помнит, что сделал с Коновой? Что если похитил ее он, сошел с ума? Психи ведь тоже не понимают, что они нездоровы.

Селедка поморщился, будто уксуса глотнул. Потом протараторил:

— Мы ни на что не намекаем, Давыдов. Просто ты должен нам все рассказать, чтоб облегчить следствию и поспособствовать определению местоположения гражданки Коновой. Дядю мы обязательно проверим. — Слова он произнес как автоответчик, без особых эмоций, как будто даже сожалел о том, что заставил себя их выдавить.

Стриженный меж тем взял протянутый дневник, открыл, полистал. Побарабанил ногтями по обложке, потом развернул к Турке:

— На нем следы взлома. Как дневник попал к тебе?

— Я был у Лены и забрал. Еще давно. — Ответил Турка почти без запинки. Ну, может с секундной. По взгляду Селедки он понял, что от него это не ускользнуло, однако мент промолчал. — Подумал, что может, там есть что-то насчет ее исчезновения и так далее. Пришлось вскрыть. Там, кстати, нескольких страниц не хватает. Не я вырывал, так уже было. Еще такой момент, что Лена упоминает про некого «С», вам следует обратить на него внимание, может, как-то найти. А! Еще у нее есть подружка, которую Лена называет Пеппи. Очень может быть, что эта Пеппи что-то знает, хотя… Они не общались с прошлого лета, судя по записям.

— Ну и расследование ты провел усмехнулся Селедка. — А сам-то как, чист?

— Если вы думаете, что я похитил ее или что-то такое, то вы ошибаетесь, — Турка свел брови к переносице. — Почитайте дневник.

— Мы не ошибаемся. Мы отрабатываем версии, — хмыкнул Селедка.

— Тогда эта версия точно ошибочная! — вскочил Турка, сжимая кулаки.

— Сейчас ты сядешь, успокоишься и расскажешь нам все что знаешь. Идет? — улыбнулся Стриженный, шелестя страницами. — Дневник это очень хорошо. Великолепно. Просто супер. Но сейчас мы хотим узнать поподробнее, как так получилось, что дневник у тебя, а не у нас. Идет?

Глава 14. СТРАХ ШУЛИ

Чирикали птички. Из-за деревьев и бетонных плит забора сюда едва доносился шум автомобилей.

— Может, лучше не надо?

— Он залез в наш форт, — сузил глаза Тузов, помахивая обрезком ржавой трубы. За плечами у него телепался видавший виды рюкзак, с которым Тузов ходил в школу. — Зассал?

Шуля, конечно, не зассал. Более того, в другой ситуации он бы сам рвался исполнить что-нибудь эдакое, но сегодня день не задался с самого утра. Несмотря на отличную летнюю погоду, на подвиги не тянуло. Больше всего Шуля хотел бы искупаться в ледяном роднике, а потом выпить холодненького пива.

Они шли по тропинке, углубляясь в рощу. Там, за деревьями, умирал брошенный жилой комплекс, а пара разбитых зданий и вовсе пустовала с незапамятных времен. Жилища таращились разбитыми окнами, а на ковре сухих листьев валялся мусор, шприцы, поблескивали осколки разбитых бутылок. С крыши домов открывался живописный вид на карьер: за десятилетие его превратили в настоящую свалку.

Тузов иногда приносил бензин, вместе с Шулей они готовили коктейли Молотова (нормальные так ни разу и не получились), либо же просто обливали кучу свежего мусора и поджигали. Однажды загорелась чуть ли не вся свалка, и несколько пожарных расчетов тушили чадящий едким дымом карьер.

— Не зассал, причем тут, — потупился Шуля. — Некайф просто. Вдруг он там не один?

— Еще лучше будет. Щас повеселимся.

Эти слова у Тузова могли означать что угодно. И вообще, Тузов каждый раз удивлял своих товарищей, переступая черту, к которой они сами и близко бы не подобрались.

Одно дело стрелять мелочь у малых, начистить хлебальник какому-нибудь ботану-придурку, поприкалываться над учителями. Тут ничего такого, ну, шутки.