Учебные часы - [60]

Боже, она идеальна.

Умная, красивая и умная. С идеальными губами и идеальными сиськами, она влезла мне в голову.

Мы друзья и антилюбовники, с сексуальным напряжением, брошенным в одну гребаную связь без отношений, это все из-за меня, потому что я сказал, что не могу взять на себя обязательства.

Я так сильно облажался в этом.

— Эй, Джеймсон!

— Да, Себастьян?

Боже, в последнее время она безостановочно называет меня по имени, и я не думаю, что когда-нибудь устану слышать, как мое имя слетает с ее губ.

— Я… — я нервно сглатываю. — Ты мне снилась.

Ее лицо краснеет, как пожарная машина, в тот же миг с ее губ срывается вздох.

— Ты это уже говорил.

— Ты изменяла мне.

Ее брови приподнимаются вверх в удивлении.

— Чего-чего?

Я ударяюсь спиной о матрас и закрываю лицо рукой, чтобы скрыть глаза.

— В моих снах ты моя девушка, и ты мне изменяешь. С одним из моих соседей.

В комнате тихо, за исключением сигнала уведомления на Фейсбуке на моем ноутбуке.

— Кто?

— Что именно?

— С каким соседом я тебе изменяю? Пожалуйста, скажи мне, что это не тот засранец Зик или как там его зовут, потому что этого не может быть. Даже во сне.

— Это не Зик. — Мой смех сотрясает матрас. — Это Эллиот.

— Эллиот? — Я слышу, как она улыбается. — Оооо, тот спокойный и милый?

Оооо?

Я открываю лицо и, прищурившись, смотрю на нее. Она сидит на кровати, скрестив ноги, на ее лице самодовольная улыбка.

— Перестань называть парней милыми. Мы ненавидим это дерьмо.

— Хорошо, что я никогда не называл тебя милым.

Джеймсон, дразня, тычетв мою руку указательным пальцем.

Я хмурюсь, когда она отстраняется.

— Я заметил.

— Ты дуешься?

— Нет.

— Потому что звучит так, будто ты дуешься.

— Пффф. Какое мне дело, если ты не считаешь меня милым? Как будто мне не насрать.

Джеймсон замолкает, глядя на меня своими большими голубыми глазами.

В конце концов, она говорит: — Лжец.

Я отказываюсь смотреть на нее. Изучаю потолок, на который нужно нанести свежий слой краски. Вентилятор, покрытый пылью, который не мешало бы вымыть. Потрескавшийся гипсокартон в углу.

Куда угодно, только не на нее.

Она толкает меня в бицепс.

— Почему ты не смотришь на меня?

Потому что ты заставляешь меня чувствовать то, что я не хочу чувствовать. Чувства, с которыми я не знаю, как управлять, не знаю, как справиться.

Избавиться.

Сохранить.

— Послушай, Оз, то, что я тебе приснилась, еще ничего не значит.

Это привлекает мое внимание.

— Ты не веришь, что сны что-то значат?

— А ты?

— Да. — Я приподнимаюсь на локтях и принимаю сидячее положение. — Вся эта затея дерьмо. Вставай.

Она сморщивает нос, словно я ее оскорбил.

— Почему? Потому что я была в твоем сне, а не какая-то фанатка-блондинка? Кто-то с огромными сиськами, с которой не требует усилий? Прости, что разочаровала тебя.

Она все еще не понимает.

— Нет, Джеймс, это потому, что мне приснилось, будто ты моя девушка и изменяешь мне.

Слова застревают у меня в горле, стягиваются так же крепко, как нарастающий узел в животе.

Чертовы узлы.

Меня сейчас вырвет.

— Ты считаешь кошмаром, что я была твоей девушкой? — Ее голос звучит медленно. Тихо.

Обиженная и сбитая с толку, она цеплялся за самую незначительную деталь.

Типичная женщина.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Нет. Я не это имел в виду. Сон был кошмаром, потому что… черт. Я даже не знаю, что, черт возьми, я говорю. — Она молчит, поэтому я заполняю тишину болтовней. — Это все тот же повторяющийся сон: я возвращаюсь домой из поездки в другой город и вижу, как ты трахаешься с моим соседом по комнате. Жестко. Мы спорим и ссоримся, потом ты плачешь, и я тебя выгоняю. В первый раз, когда это случилось, Меня разбудил в автобусе товарищ по команде; он услышал, как я плачу, как чертов ребенок. Насколько это хреново?

— Ты плакал? Потому что я была твоей фальшивой девушкой, которая фальшиво тебе изменяла? — Ее голова слегка качается в замешательстве. — Почему это тебя расстроило?

— Потому что сон не казался фальшивым, — ною я.

— Я не понимаю. Я тебе даже не нравлюсь в этом плане, почему я тебе вообще снилась?

Говоришь так, будто я могу это контролировать.

— Разве ты не понимаешь? Вот что я пытался тебе сказать. — Я поднимаю глаза к потолку, и из груди вырывается поток воздуха. — Может быть, нравишься.

Эти три маленьких слова пульсируют в воздухе, напряжение сгущает атмосферу.

— Но, конечно… не так, — растягивает она слова, осторожно и с сомнением, неуверенность выгравирована на ее красивых, идеальных бровях.

Я бросаю на нее острый взгляд.

— Почему ты так говоришь?

— Понятия не имею.

— Как ты можешь не знать? — С искренним любопытством спрашиваю я. — А если ты мне нравишься, это будет самое худшее в мире? Знаешь, я отличная партия.

— Хочешь знать правду? Вот она: меня иногда беспокоит, что ты только и делаешь, что говоришь о сексе. Это отбивает у меня всякую охоту. Отпусти уже, мы все поняли, что ты ходячий стояк.

— Это твое единственное впечатление обо мне?

— Ты это серьезно? — поддразнивает она. — Ты половину времени, проводимого вместе, треплешься о сексе, и все же ожидаешь, что я отнесусь к тебе серьезно. — Джеймсон вскидывает руки, бормоча в потолок: — Что это с парнями?

Ладно, но…

— Серьезно, ты думаешь, это все, что я хочу от тебя? Секс?