Учебка. Армейский роман - [34]

— А раньше лечь можно? — робко спросил Каменев.

— В любом случае, не раньше, чем в два — работы дневальным хватает: пол натереть, убрать умывальник, туалет, ленкомнату, бытовку, сушилку. Теперь по поводу ужина, завтрака и обеда. Вы будете есть по очереди. Первый идет еще до прихода роты, там раскладывает ложки по столам и, поев, ждет. Как только пришла рота — он уходит и сменяет на тумбочке дневального. Тот тоже идет есть, затем собирает со столов все ложки, моет и несет в роту. Еще раз повторяю — чтобы в конце наряда было ровно столько же ложек, сколько вначале. Больше — можно, меньше — нельзя. По ходу дежурства мы еще выясним кое-какие вопросы. Дальше. Сейчас вы идете и подшиваетесь, гладитесь. Чтобы стрелки, как бритвы были. Окультурите затылки, повторите обязанности дневального и ждете, когда будем оружие получать. В пять я с вами проведу инструктаж, а в шесть будет развод наряда. Чтобы все на вас блестело: сапоги, пряжки. Понятно?

— Так точно, — хором ответили курсанты.

— Да, кстати, Тищенко, а ты погоны и петлицы перешил? — вспомнил Гришневич.

— Так точно, — с некоторой опаской ответил Игорь.

Петлицы Тищенко перешил, а за погоны даже и не думал браться.

«Только бы Гришневич не проверил», — по спине Игоря пробежал легкий холодок. Несмотря на это «заклинание», Гришневич решительно подошел к курсанту и засунул свои пальцы под погоны Игоря. Они легко вошли внутрь и оказались на другой стороне погон.

— Что такое, Тищенко? То, что я говорю, выполнять не надо?

— Виноват, товарищ сержант, я пришивал, но не совсем получилось.

— Не получилось? Стараться надо было, Тищенко, стараться! — резким движением Гришневич оборвал Игорю правый погон и скомандовал всем четверым: — Разойдись. Готовьтесь к наряду.

Придерживая погон рукой, Игорь поплелся к своей тумбочке. У Тищенко оставался в запасе еще один заводской подворотничок, но Игорь решил пока приберечь его, а подшиться самодельным. Собственно говоря, в армии, за редким исключением, все подшиваются самодельными подворотничками: заводских либо вообще нет, либо они явно не в моде. Курсант же учебки, стоящий на низшей ступени армейской социальной лестницы и принадлежащий к касте «духов» вообще рискует навлечь на себя гнев, подшиваясь заводскими подворотничками. Это право старослужащих, но и они почти никогда им не пользуются. Но всего этого Игорь пока не знал и подворотничок оставил. Тищенко вспомнил, как дома мать показывала ему способ подшивания подворотничка: нитки оказывались внутри и почти не были видны. На самом деле в учебке требовалось совершенно иное: нитки должны были идти по верху, причем абсолютно ровными стежками. Для шеи такой вариант был, несомненно, хуже, но ровно лежащие нитки придавали подворотничку особый шик. Этому Игорь более-менее научился, а вот с другим было сложнее. Дело в том, что подворотничок должен ровной полоской выступать над воротником хэбэ на высоту спичечной головки. Но именно это пока давалось Тищенко с трудом: в одном месте не было и половины головки, а в другом — сразу две. Из-за этого подворотничок вышел местами сморщенным и неаккуратным. Игорю было лень перешивать, но, вспомнив о сержанте, Тищенко решил не искушать судьбу и принялся за все заново. После подворотничка дошла очередь и до погон. На этот раз Игорь пришил их так, что оторвать можно было только плоскогубцами. Теперь предстояло навести стрелки на рукавах хэбэ и штанах. Если со штанами все получилось нормально, то на рукавах отпечатались лишь жалкие подобия стрелок. Рукава пришлось намочить и отгладить вновь. В конце концов, Игорь был вполне доволен своим внешним видом. Но это было еще далеко не все — оставались сапоги и пряжка на ремне. Пряжку надо было начистить до блеска при помощи пасты Гоя и «пидорки». «Пидоркой» назывался небольшой кусочек ткани от старой шинели. Его слегка натирали темно-зеленым куском пасты (Игорь всегда удивлялся этому названию, считая, что паста, это всегда что-то полужидкое) и быстро терли им пряжку или, выражаясь казарменным языком — «пидорасили» ее. Сапоги нужно было чистить на улице (естественно, курсантам), поэтому Игорь уже собрался, было, выходить, но к нему подошел Лупьяненко и предложил:

— Давай в «чепок» сбегаем?

— А вдруг Гришневич засекет?

— Не бойся, они с Яровым в клуб ушли.

— Зачем?

— А я что, спрашивал? Так идем?

— Не знаю, — в душе Игоря произошла короткая борьба между соблазном и запретом: — Ладно — черт с ним. Может, не заметит.

— Надо и остальных позвать. Правда, Коха тормозит вечно, но здесь его тоже оставлять не будем — вдруг, кто у него спросит, где остальные, а он в ответ всякий бред понесет?

— Ты прав. Его тоже надо взять с нами.

— Эй, Камень, Кохановский, идите сюда! — позвал Лупьяненко.

Когда они подошли, Антон внимательно взглянул на обоих и предложил:

— Пойдете с нами в чепок?

— А сержант? — недоуменно спросил Каменев.

— Да в клуб он ушел, елки! Что вы все сцыте? — раздраженно сказал Лупьяненко.

— Давай сходим. Чего ты разнылся? — согласился Каменев.

— А ты пойдешь? — поинтересовался Тищенко у Кохановского.

Тот несколько секунд напряженно морщил лоб, а затем неожиданно для всех выпалил: