Участь богов - [12]

Такого ответа Торвальд не ожидал. У Эрика были враги, но не настолько бестолковые, чтобы поднимать бунт.

– Зачем?

– Потому что он узурпатор, – ответил Хайне, и последнее слово звучало как плевок.

– Так ты собирался сражаться за Стирбьорна?

Хайне помотал головой.

– Не знаю. Нам сказали только готовиться к бою.

– Кончились дни твоей боевой славы.

– Тогда добей меня.

Торвальд еще мгновение держал лезвие у горла Хайне, но потом убрал его. Щелкнув, оно скрылось в его кожаной рукавице.

– Нет, – сказал он, все еще нависая над Хайне. – Мне нужно, чтобы ты передал остальным послание.

– Какое послание?

– Что я буду преследовать их. Я выступаю за их свободу, но если они появятся в Уппланде как изменники, я найду их и убью. Если они придут в Уппланд и притворятся преданными королю, я их уничтожу. Если Стирбьорн вернется, будет война. И если невольники не будут сражаться за короля, они уже ни за кого не будут сражаться. Понятно?

– Как… как, по-твоему, я передам это?

Торвальд поднялся и взглянул на человеческие обломки с бесполезными, согнутыми под противоестественным углом ногами.

– Утром твои бывшие товарищи обнаружат твое предательство и пойдут тебя искать.

Рот Хайне приоткрылся.

– Нет, пожалуйста…

– Ты скажешь им ровно то, что я тебе сказал, и этим делом ты, возможно, заслужишь немного чести. Потом, я думаю, ты будешь умолять их о пощаде.

– Они не пощадят.

– И ты не пощадил Бо.

Торвальд развернулся к убийце спиной и побрел прочь, углубляясь в чащу, теми же лесными тропами, по которым и пришел. Он думал, окликнет ли его Хайне, чтобы просить о снисхождении, но тот не окликнул. Торвальд не знал наверняка, передаст ли убийца его послание, но слова теперь ничего не значили. Тело Хайне уже говорило достаточно. Его приятели захотят узнать, что с ним случилось, и даже если он ничего не скажет, они будут знать, что им грозит опасность. Если они достаточно трусливы, этого, вероятно, хватит, чтобы они снова ударились в бега. Вот со Стирбьорном будет больше проблем – если он действительно планирует нападение.

С этим всем Торвальду нужно было вернуться к лагману[1], и он счел, что до утра медлить нельзя. Он поспешил через лес к прогалине, где оставил своего коня Гюллира. Гнедой жеребец, подобно другим своим северным собратьям, был всего пятнадцати ладоней в высоту, однако проворен, силен и никогда не уставал. Торвальд вскочил на него и помчался по пустынным ночным дорогам в сторону Уппсалы, где у короля свеев были палаты, а у богов – храм.

Перед рассветом, когда солнце едва коснулось вершин холмов на востоке, Торвальд добрался до идолов, ведущих к капищу. Каждый из них был двадцати футов высотой, все были выструганы из ровных прямых сосен и водружены на каменные постаменты в пятнадцати футах друг от друга. Он проехал мимо череды постаментов, иссеченных изображениями, прославляющими богов и героев, вознесшихся, чтобы жить с богами, мимо могильных холмов и курганов королей, пока не добрался до самого храма. Утренний свет блестел на щитах, украшавших его стены и крышу, и на золотой краске, которой были покрыты перила. Размер храма также выделял его среди других хором – он был вдвое длиннее и в полтора раза шире, чем палаты короля Эрика. Так и должно было быть. Это место служило домом самим богам.

Торвальд спешился перед главными воротами и отвел коня к одной из построек вблизи храма – небольшой хижине с глиняными стенами и земляной крышей. Он привязал скакуна снаружи и постучал в дверь.

– Боги еще спят, и я тоже! – послышался крик изнутри.

– Это я, – ответил Торвальд.

Послышались шаги и дверь открылась.

– Заходи, Торвальд. Не ждал тебя так скоро.

Лагман Торгни жестом пригласил его внутрь. Выглядывая из-за сознания Торвальда, Хавьер изучал этого старика – пожалуй, древнейшее живое существо, которое ему когда-либо доводилось видеть, и, несомненно, очень похожее на волшебника. Торгни был одет в широкий, похожий на мантию балахон, свободно повязанный поясом, а его длинные гладкие волосы и борода были совершенно белыми. Молочные глаза и манера держать голову, ни на чем не фокусируя взгляд, говорили о том, что лагман был слеп.

Торвальд зашел в его жилище и закрыл за собой дверь. В единственной комнатке было почти темно, если не считать нескольких косых лучей, которые освещали помещение сквозь трещины и пробоины в стенах. У Торгни было совсем мало мебели, однако двое мужчин все же нашли, где устроиться, и уселись друг против друга за деревянным столом, возле кровати старика.

– Ты голоден? – спросил лагман.

– Это подождет.

– Когда еда ждет, валькирии скачут, – Торгни перегнулся через стол и понизил голос. – Расскажи, что ты узнал.

– Это Стирбьорн.

– Что с этим выскочкой?

– Беглецы, за которыми ты меня послал. Они вернулись ради войны.

– Стирбьорн готовит поход против Эрика?

– Не до конца уверен, но полагаю, что так.

Торгни отпрянул от стола, упершись в его край пальцами обеих рук.

– До меня, конечно, доносились слухи. Он возглавил йомсвикингов. Но он ходил на датчан. Я думал, это проблемы Синезубого.

– Видимо, так и было.

– Видимо, все изменилось.

– Что прикажешь делать?

Торгни опустил лицо, его голова склонилась – эта поза свидетельствовала о том, что он глубоко задумался. Когда Торвальд впервые встретил лагмана и заметил эту его привычку, он подумал, что старик, наверное, засыпает. Может быть, именно так порой и случалось, хотя Торгни это отрицал. Однако Торвальд уяснил, что с его стороны глупо было считать, будто в такие моменты лагман его не слушает.