Уцелевший - [8]

— Саймон, дорогой мой!

Ван Рин подметил, что герцог мурлычет сладким, шелковым голосом, несвойственным старому французу ни при каких обстоятельствах. Вкрадчивостью манер де Ришло отнюдь не отличался.

— Ради всего святого, прими наши самые искренние извинения за неожиданный набег. Мы, конечно, вломились к тебе в неподходящую минуту?

— Конечно, понятия не имели, что у тебя гости, — подхватил Рекс, продолжавший следить за девушкой, приблизившейся к другой женщине, стоявшей чуть поодаль рядом с тремя мужчинами, занятыми собственной тихой беседой.

— Нет-нет, я в восторге, — пробормотал Саймон. — Ужасно рад видеть вас обоих... просто у меня собралось несколько друзей... маленькое общество, членом которого я недавно стал... вот и все.

— Мы в лепешку расшибиться готовы от огорчения, — продолжал де Ришло с той же напускной слащавостью. — Верно, Рекс?

— Разумеется! И не подумали бы вторгаться, близко бы к порогу не подошли, — да, сдается, твой слуга посчитал нас кем-то из приглашенных заранее.

Невзирая на столь явное раскаяние, ни де Ришло, ни Рекс и не помышляли удаляться. Герцог мысленно поставил Саймону круглую пятерку за великолепное самообладание, с которым тот держался в явно стеснительном присутствии старых друзей.

— И вы простите меня, пожалуйста, за испорченный вечер, — ответил Саймон совершенно искренним тоном. — Хотел передохнуть перед решающей партией в бридж... — Он смешался, запнулся: — Вынужден отдыхать — очень быстро устаю, слабею, и никуда не годен. Настолько разбит, что просто позабыл о встрече с этими людьми, а сам же ее и назначил на шесть часов...

— По счастью, дружок, винный погреб у тебя преизобильный, — сказал де Ришло, не в силах удержаться от мягкой насмешки при взгляде на огромный буфет, уставленный армией бутылок, вполне способной поголовно споить всех постояльцев какой-нибудь не слишком большой гостиницы. — Noblesse oblige, mon ami[5].

— Позвонил Ферраро, — проворно ответил Саймон. — Сами знаете, лучший виноторговец Лондона, выбор бесконечный, доставка в течение часа. А потом совсем уж было вознамерился пригласить вас, да только подумал... подумал, заскучаете в незнакомом обществе.

— Скучать? И не подумали бы, слово чести. Однако, мы крадем тебя у прочих гостей.

Широким жестом де Ришло простер левую руку в сторону собравшихся.

— Разумеется, — с чувством согласился Рекс, положил широченную ладонь на плечо Саймона и легонько подтолкнул его к середине салона. — И не смей беспокоиться: пропустим по стаканчику твоего шерри, а потом исчезнем по-английски, ха-ха!

* * *

Первым опомнился Харт.

— Ваша милость, — Харт вымолвил эти два слова медленно и старательно, ибо челюсть неудержимо прыгала и речь вылетала отрывистым лаем, — ваша милость поклялись отпустить живыми тех, кого...

Испанец выразительно поглядел на Монсеррата. Барон еле заметно пожал плечами и тронул зубчатыми шпорами конские бока. Боевой скакун, во многих битвах участвовавший и всякого навидавшийся, звякнул сбруей, приблизился к окровавленной голове Торбьерна, валявшейся неподалеку, и даже ухом не повел, хотя любая лошадь шарахнулась бы от изуродованных останков, невзирая на понукания всадника.

Несколько мгновений Бертран созерцал искаженные капитанским кулаком черты. Латник, исполнивший палаческую обязанность, оказался неловок, и обрубок шеи превратился в мясные лохмотья, из которых остро торчали белые обломки позвонков. Де Монсеррат скривился.

— Я клялся оставить в живых ровно столько негодяев, сколько окажется за спиною главного мерзавца, если тот совершит покойницкую прогулку. Признаю, он поразил меня. Дело стряслось невиданное и доселе небывалое. Посему я намерен явить великодушие сверх обещанного, и пощадить не только восьмерых, как надлежало бы, а всех одиннадцать...

Дружный радостный гомон пленников и тихий недоуменный ропот латников прозвучали в ответ. Седоусый капитан скривился. Испанец отвернулся и кашлянул. Ветер витал в верхушках столетних вязов, отряхивая рыжую листву, тихонько ныл среди черных, словно водой облитых ветвей, словно жаловался кому-то на горькую, непоправимую обиду.

— ...Ни единый из вас не погибнет ни от моей руки, ни от руки моих воинов; ни вилланов моих не страшитесь, ни правосудия королевского. Ибо сие равнялось бы нарушению рыцарской клятвы и вечному бесчестию герба де Монсерратов...

Бертран помолчал и закончил почти ласково:

— Я обещал сохранить ваши презренные жизни. Однако отнюдь не обещал отпускать гнусную шайку подобру-поздорову. Родриго, помнится, ты рассказывал за доброй чаркой о том, как обходятся с пойманными преступниками в горах Монкайо...

* * *

Саймон быстро метнул взгляд на герцога, который с безмятежной улыбкой созерцал окружающее убранство и не придавал ни малейшего значения тому, что старый друг отнюдь не собирается знакомить его и Рекса с прочими гостями.

— Э-э... разрешите представить, господа, — мои старинные, — очень добрые друзья, — сказал Аарон и нервно кашлянул, обмениваясь быстрым взглядом с грузным, луннолицым человеком, в котором, по описанию де Ришло, Рекс незамедлительно признал Мокату.

— О, весьма, весьма приятно! — прошепелявил лысый толстяк сухим, неприветливым голосом. — Всегда рад приветствовать любого, кто навещает Саймона.