Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты - [15]

Джейми ничего не говорил несколько секунд. Я слышала, как он сделал короткий вдох. Наверное, прикурил сигарету. В последнее время я несколько раз просила его посидеть с Мией подольше, чтобы успеть подзаработать, пока не закончился сезон.

– Нет, – ответил он наконец.

– Почему? Джейми, но ведь я могу работать только так!

– Я не собираюсь помогать тебе выбираться из этого дерьма! – взорвался он. – Я и так трачу на вас кучу денег, потому что ты вечно отправляешь ее ко мне без памперсов. Да еще приходится кормить ее ужином. В общем, нет!

Я продолжала говорить, пытаясь переубедить его.

– НЕТ! – снова заорал он. – НЕ СОБИРАЮСЬ Я ТЕБЕ ПОМОГАТЬ!

И бросил трубку.

Мое сердце забилось неровными толчками, как всегда после таких вот наших бесед, которые неизбежно заканчивались его криком. Но на этот раз в груди у меня все сжалось, отчего стало вдруг трудно дышать. Мой психотерапевт из программы для жертв домашнего насилия, Беатрис, говорила, что в подобных ситуациях надо прижать ко рту бумажный мешок. Я закрыла глаза и вдохнула через нос на пять счетов, потом выдохнула через рот на столько же. Сделала еще два таких же вдоха, потом открыла глаза и увидела, что Мия стоит прямо передо мной и внимательно смотрит.

– Ффффто ты делаешь? – спросила она, шепелявя из-за соски во рту.

– Ничего. Все в порядке, – ответила я, наклоняясь и протягивая к ней руки с согнутыми пальцами, чтобы пощекотать. Щекотное чудище. Я зарычала, Мия взвизгнула от восторга и бросилась бегом вокруг кухонного стола. Я повалила ее на диван и защекотала так, что соска от смеха выпала у нее изо рта. Тогда я крепко обхватила дочурку обеими руками, прижала к себе и изо всех сил обняла, наслаждаясь ее теплом и запахом детской кожи.

Она начала вырываться.

– Ну, мама, не надо! Еще! Давай еще!

Мия побежала в спальню, и я – следом за ней, не опасаясь, что кто-то станет на нас кричать и колотить в потолок ручкой метлы.

Семь видов государственной поддержки

Я поспешила натянуть на голову капюшон ветровки, но осенний дождь хлынул так неожиданно и сильно, что волосы у меня сразу намокли. Я бросилась к стене каменного дома, где стоял мой начальник, тоже спрятавшийся под капюшон.

– И что нам теперь делать? – прокричала я, чтобы он расслышал мой голос за шумом дождя.

– Ехать домой, – сказал Джон, муж моей приятельницы Эмили, который нанял меня себе в подмогу на садовые работы полгода назад. Он пожал плечами и попытался улыбнуться; у него на капюшоне до сих пор не растаяли крупинки града, обрушившегося на нас перед тем, как полил дождь. Он снял очки, стер с них дождевые капли и нацепил обратно на нос.

Я опустила голову, признавая поражение. В последнее время нам не раз приходилось бросать работу, не закончив, из-за дождя. Близился конец сезона – и моего основного источника доходов.

Мы загрузили мусорные пакеты, секаторы и грабли в кузов желтого грузовичка Джонни, он в последний раз мне улыбнулся, сел в кабину и уехал. Я посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на собственную машину, припаркованную на другой стороне улицы. Передние окна были открыты. Вот черт!

Добравшись до дома, я, стоя на одной ноге на квадратике линолеума перед входной дверью, принялась стаскивать резиновые сапоги. Потом расстегнула рабочие штаны, спустила до колен и просто вышла из них – штаны настолько пропитались водой и грязью, что не упали на пол, а так и продолжали стоять, сложившись в гармошку. Обитатели Аляски утверждают, что рабочие штаны надо стирать только тогда, когда они уже стоят сами по себе, отдельно от хозяина.

Мия в тот вечер была у Джейми до семи часов, и я не знала, как распорядиться образовавшимся временем. Учебники, лежавшие на кухонном столе, напомнили мне об уроках, которые стали неотъемлемой частью моей жизни. Я начала мучительно медленный процесс получения высшего образования и записалась на двенадцать предметов: в две группы онлайн и одну очную, которая занималась в здании недалеко от яслей Мии. На встрече с представителем приемной комиссии я сказала, что хочу получить степень бакалавра искусств. Часть предметов по этому курсу я изучала в школе, в рамках программы «Ранний старт», и теперь их можно было зачесть как пройденные, по крайней мере, в Университете Аляски такое допускалось. Проще всего было начать с двухлетнего обучения в местном колледже, и по деньгам это выходило дешевле. Дальше я могла перевестись на четвертый курс университета. Но, как у большинства матерей-одиночек, моя учеба могла растянуться на долгие годы.

Я уже внесла данные Мии в свою налоговую декларацию, так что получить дотацию на оплату образования было несложно. Заявив о наличии материально зависимого лица и предъявив налоговые формы, это подтверждающие, я могла официально доказать, что содержу ребенка на свои минимальные (по сути, вообще нулевые) доходы.

Грант Пелла, выделенный мне в рамках программы финансовой поддержки малообеспеченным студентам, полностью покрывал стоимость обучения, и при этом у меня оставалось от него еще 1300 долларов. С учетом 275 долларов детского пособия и 45 долларов в неделю за уборку в детском саду у меня получалось примерно 700 долларов в месяц на жизнь. Продуктовых купонов мне выдавали меньше чем на 300 долларов, но еще у нас были чеки «Дополнительного финансирования на питание». Благодаря программам ТБРА и «Энергоэкономии» за жилье я платила около 150 долларов. Оставались расходы на автомобильную страховку, телефон и Интернет. С наступлением зимы работать я перестала, поэтому мне больше не платили дотацию за ясли. Получение образования и посещение занятий не считались достаточным основанием, чтобы на нее претендовать, поэтому мне приходилось искать, с кем оставить Мию на пару часов дважды в неделю, пока я ходила на уроки французского, которые проводились только очно. Хотя они мне совсем не нравились, это была зачастую единственная возможность для меня выбраться из дома и повидаться с другими людьми.