Уборка в доме Набокова - [94]

Джон положил руки на руль — по диагонали, по всем правилам.

— Мой адвокат, скареда, повел меня на ланч в «Лоро». — Он окинул взглядом лужайку, будто ожидал увидеть там следы от тракторных гусениц. — Сказал, что они почему-то отказались делать доставку к нему в офис.

Скорее всего, то было моих рук дело. Вернее, хотелось надеяться.

— Он посоветовал мне принять твои условия. — Последнее слово он выплюнул как ругательство.

Понятия не имею, как судья Тигартен объяснила Джонову адвокату сложившуюся ситуацию, но результат был налицо. Все-таки стыд — великий двигатель прогресса.

Я вытащила из сумочки документы, положила на колени:

— Давай писать соглашение. С любовью у нас не вышло. Ну и ладно. У нас отличные дети, и жизнь продолжается.

Веки Джона затрепетали.

— Мы с Айрин собираемся пожениться, — сообщил он без всякой преамбулы. — Дети пока не знают.

— Поздравляю, — сказала я. И, не давая ему передышки, потребовала отдать мне собаку. Указала, что в моем жилище от Матильды меньше вреда, я же работаю на дому.

— Я подумаю, — сказал Джон и погладил свои великолепные волосы — будто хотел убедиться, что хоть их у него не отобрали.

— Ты собираешься жениться, а я собираюсь… сменить работу. — Я действительно собиралась. Даже если Принстон не раскошелится, с секс-индустрией покончено навеки. — Жизнь продолжается. — Я достала из бардачка ручку. — Детям нужны и мать, и отец. Оба. Какие тебе отдать дни?

— Рождество. — Голос звучал воинственно.

— Хорошо. — Я записала.

— Пасху. — Все тот же «мистер настойчивость».

Впервые слышу, что Джон религиозен.

— Хорошо.

— День отца.

— Без разговоров.

Нужен ему этот идиотский праздник — и ради бога.

— Мой день рождения.

Чтобы не остаться без подарков?

— Согласна.

Я записала. Подождала.

— Все?

— Да. — Джон, видимо, прикидывал, много ли потеряет, лишившись остальных трехсот шестидесяти одного дня родительских забот. — Я хочу, чтобы Сэм поехал в летний хоккейный лагерь.

Я старательно подобрала слова:

— Мне кажется, спорт не вызывает у Сэма энтузиазма.

— Он просто ленится.

Старая песня.

— По-моему, если кто и будет чемпионом, так это Дарси.

Он поразмыслил.

— Они останутся у меня до конца учебного года.

Еще две недели. В этот момент я могла с ним сквитаться — и мы оба это знали. Но я не стала. Ведь не в каникулах была для меня прелесть материнства. А в том, чтобы решать, что приготовить на завтрак, в неспешных летних утренних часах, в удивительных вопросах перед сном. И этого мне нужно было как можно больше.

— Можешь приезжать к ним, когда захочешь, ты это знаешь. К собаке тоже. Я стен не строю.

Я протянула Джону ручку — подписать.

Он посмотрел на меня, на лице вопрос. Видимо, гадал — как гадал уже не раз, — почему выбрал именно меня для продолжения рода. Взял у меня ручку, поставил подпись и вылез из моей машины.

Университеты

На полпути до дома я остановилась и позвонила Марджи.

Она взяла трубку после первого гудка, будто ждала моего звонка.

— Эти ученые мужи еще хуже издателей, — пожаловалась она, не дав мне и слова сказать. — Скареды, и у них чертова пропасть бюрократов, от которых зависит решение. В каждом действии должны давать отчет Богу и еще выше — опекунскому совету.

— Марджи, я вернула детей.

Я рассказала про суд, умолчав о судье — Даме с Сумкой; рассказала о соглашении с Джоном.

— Я знала, что ты своего добьешься, Барб, — сказала Марджи хрипло, можно подумать, она удерживала слезы. Звякнули кубики льда — обычный фоновый звук домашней жизни Марджи. — Хорошие времена. Грядут хорошие времена.

Похоже, у нее перехватило дыхание. Потом она взяла себя в руки:

— Университет Пенсильвании предложил четыреста долларов. Йель и Гарвард по штуке. (Так звучит тысяча на агентском языке.) Принстон обошел всех — две с половиной.

— На аукцион не похоже, — заметила я.

— Его и не было, — призналась Марджи. — Было просто обсуждение.

Я знала: больше она мне ничего не скажет.

— А что Вайнделл? — поинтересовалась я.

— Завкафедрой пригрозил судебным преследованием, но я напомнила о существовании опросников, подписанных членами их гребной сборной, которая только что выиграла первенство университетов, а также о том, что заведение посещали сотрудники университета, в том числе и его собственной кафедры.

— Так Вайнделл что-нибудь предложил? — спросила я. (Ну и нахалка!)

— Да, но я отказала. Слишком уж они близко, — пояснила Марджи.

— Тогда вперед! — сказала я и нажала на гудок.

Дома меня настиг телефонный звонок, от которого я столько пряталась.

— Это начальник полиции Винченцо.

— Барбара Барретт, слушаю, — сказала я и молча стала ждать, когда начнется вся эта тягомотина. Проявилась моя пассивная агрессия, мое внутреннее «я», пропитанное ненавистью к полицейским.

Он заговорил — я ждала обвинений, разноса за то, как я нехорошо поступила, и подробностей, во что мне это обойдется. Но начальник полиции Винченцо всего лишь хотел взять напрокат мою развалюху. Он участвует в работе школьной автомеханической мастерской, и им там нужно перебрать коробку передач.

— Вашей каюк, — проговорил он жизнерадостно. — Я завел машину, ключ-то вы оставили в пепельнице, но передачу включить не смог. Может, мальчишки ее и не починят, но хуже точно не сделают.