Уборка в доме Набокова - [60]

Шрифт
Интервал

Четвертаки, вырученные за сданные банки и бутылки, пришлись невероятно кстати в прачечной самообслуживания. Никто не стал интересоваться, зачем мне понадобились сразу все большие машины. По счастью, никого из моих клиенток в прачечной не оказалось. Они были дома, готовили детям оладьи или гамбургеры, жарили мужьям бифштексы на скорую руку. Мне почти въяве представлялись их тайные электронные письма и звонки с мобильников, отзвуки сегодняшнего приключения. В маникюрных салонах городка в ближайшее время точно будет аншлаг.

Я уперлась взглядом в круглое окошко стиральной машины, пытаясь охватить мыслью более далекие горизонты. Увидела Дарси — она расспрашивает у Айрин, чего такого особенного в ее новых флоридских туфлях, увидела Сэма, перелистывающего кулинарную книгу штата Мэн, которую я подарила ему на Рождество. Увидела маму в их пенсильванской метрополии, городе Уилкс-Барри, — потягивает «Кир Роял» со своим доктором, щеки разрумянились от его обожания. Увидела Дженсона и остальных на вечерней тренировке в бассейне, тренер — может быть, это Руди — орет на них, чтобы не ленились. Я слишком мало знала о Греге Холдере, чтобы представить себе, чем занят он, но не сомневалась, что его пес с ним рядом и ведет себя безукоризненно.

Наконец все белье было перестирано. Я загрузила его в сушилки, высыпала в монетоприемники последние четвертаки.

Дома я съела десерт собственного изобретения — ванильное мороженое от «Старого молочника» с карамельным соусом. После такого ужина очень хотелось чего-нибудь остренького. Для карамельного соуса требовались растопленное масло, тростниковый сахар и орехи пекан. Он получался комковатый и ни на что не похожий. С восхитительной остротой.

В первое время жизни без детей я никак не могла себя убедить, что день кончился. Я бродила из комнаты в комнату, что-то брала и бросала, совершенно бездумно. Рука сама тянулась — готовая схватить сапог, готовая сцапать свитер, нашарить ножницы — без всякой цели, без всякого результата. А сегодня у меня завершился день, полный встреч и работы. Я вымоталась и странным образом стала не так одинока, сделалась частью чего-то. Я заснула.

Перемены

Утром я позвонила Марджи. Она взяла трубку только после шестого гудка. — Ну?

Чувствовалось, что она в полном расстройстве.

— Привет, Марджи, что с тобой?

На том конце раздался громкий хруст — будто Марджи жевала стекло.

— Менопауза, мать ее так. Мне всего-то сорок семь. Блин!

— А что ты ешь? — поинтересовалась я.

— Лед.

В числе прочего Марджи удерживала вес тем, что постоянно пила что-нибудь холодное. Ей нравился «Кристаллайт», отвратительная штука, — она покупала его шести разных «вкусов». Марджи на том конце поперхнулась.

— У тебя все хорошо?

Я прикинула, как быстро успею до нее доехать и опередит ли меня «скорая помощь» — если кубик замороженного «Кристаллайта» действительно застрял у нее в горле. Потом я поняла, что Марджи плачет.

— Я думала, что еще смогу родить ребенка. Я, кажется, созрела. Билл всегда хотел ребенка, но нужно было думать о моей карьере. А теперь, блин, поздно.

Она высморкалась — не думала, что это можно делать так долго.

— Марджи, хочешь, я к тебе приеду? Привезу свежего масла? Уже почти среда. — Длинная пауза, я услышала, как она снова хрустит льдом. — Ты будешь отличной мамой, — добавила я тихо.

— Не приезжай. — Марджи шмыгнула носом.

— Все, кому повезло тебя знать, тебя очень любят. Например, я, мне очень повезло. — Я услышала, как она наполняет стакан. — Марджи, тебе не пора начинать тренировку? Тебе от этого полегчает.

Марджи вздохнула.

— Как прошло Рождество? — поинтересовалась она.

— Довольно одиноко. Но я познакомилась с симпатичным мужчиной, — вернее, это Матильда, собака, меня познакомила. — Я прижала трубку к другому уху. — Только вот что плохо. Марджи, я все-все-все ему про себя выложила. А теперь жалею, что не попридержала язык. Тут никто обо мне ничего не знает, кроме тебя.

— А мне ты доверяешь? — спросила Марджи.

— Конечно.

— Ну так, может, и ему можно доверять?

— Все, что я о нем знаю, — это что он столяр, разведен и у него тоже мастидог.

— Грег Холдер? Отличный мужик. И собой ничего. — Марджи заговорила почти что своим обычным голосом.

— У нас в следующий четверг свидание. А я не знаю, о чем с ним говорить, Марджи, я ему уже все рассказала.

— Жена ушла от него к другой женщине. Кажется, куда-то в Орегон. Уехала из города на слоноподобном мотоцикле, за рулем сидела лесбиянка, в татуировках с ног до ушей. Весь город сбежался посмотреть на их отъезд.

Марджи все знает.

— Ну, тогда, пожалуй, спрошу его об этом.

— Не смей, — отрезала Марджи.

— Надо думать, ему не нравятся женщины, имеющие независимые взгляды.

— Надо думать, ему не нравятся женщины, меняющие сексуальную ориентацию.

Лед звякнул у нее в стакане.

— А что мне надеть?

— Джинсы. Вызывающий топик. Не слишком вызывающий.

Я слышала, как она ставит посуду в посудомоечную машину.

— А если он поведет меня в дорогой ресторан?

— В Онкведо любая одежка сойдет. — (Да, уж об этом-то я в курсе.) — А что ты ему скажешь о своих жизненных планах?

— Ничего.

— Отличный план. А если у вас будет еще одно свидание?


Рекомендуем почитать
Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».