Убийство в Верховном суде - [4]

— Вам известно больше моего, — объяснял репортеру Теллер. — Да, вас правильно информировали, из пистолета двадцать второго калибра, причем в момент убийства он действительно находился в кресле председателя. Другие сведения… что? Кто это вам сказал? Ах, ваши источники не подлежат разглашению? Прекрасно, мои тоже. Обязательно. Как только выясним что-нибудь, тут же вам сообщим. — Интересно, сколько раз за годы службы он повторил эту фразу?

Повесив трубку, Теллер доел пирог и запил прямо из кофейника остатками холодного кофе вперемешку с гущей. Открыл лежащую на столе тонкую папку, озаглавленную «САЗЕРЛЕНД К. УБИЙСТВО»; перечитал два листка машинописного текста — все ее содержимое. Закрыл папку, закурил сигару, набив ее гвоздикой вместо табака. Эти гвоздичные сигары Теллер изобрел для себя с полгода назад, в очередной раз решив завязать с курением. Смысл же изобретения был в непереносимом запахе и вкусе этих сигар, что, по замыслу Теллера, должно было после одной выкуренной отбить охоту сразу же взять следующую. Замысел не оправдал себя: как он курил по две пачки в день, так и продолжал курить, только не сигареты, а вонючие гвоздичные сигары.

Зазвонил телефон.

— Теллер слушает, — сказал он, снимая трубку.

Послышался приятный женский голос:

— Доброе утро. Говорит Сюзанна Пиншер из Министерства юстиции. Я звоню по делу Сазерленда.

— Делу? — пробормотал Теллер себе под нос. У этих чиновников любое убийство — всего лишь «дело». — Чем могу быть полезен?

— Да понимаете, мой начальник включил меня от нас, от Министерства, в группу, которая будет заниматься убийством Сазерленда. От ОУП, сказал он мне, следствие будете вести вы. Так, может быть, вместе пройдемся по фактам?

Ишь ты, «пройдемся по фактам» — лихая дамочка, вполне ориентируется. А, по сути, мысль неплохая.

— Я не прочь, — сказал он.

— Тогда давайте встретимся где-нибудь во второй половине дня и обсудим совместные действия. В частности, хотелось бы поскорей определиться с системой сбора информации.

— А она у вас есть?

— Что, система?

— Нет, информация. Потому что у меня нет ровно ничего.

— У меня имеются, повторяю, кое-какие факты: общие сведения об убитом, обстоятельства обнаружения трупа и способ убийства.

— Стало быть, мы оба на нуле.

С другого конца провода до него донесся тяжкий вздох. Надо быть с ней посговорчивее — им ведь работать вместе.

— Виноват, мисс Пиншер, простите за резкость. Просто утречко выдалось — врагу не пожелаешь. Конечно, нам надо встретиться.

— В три часа вас устроит?

— Пожалуй, нет. У меня на три назначена первая беседа с родными убитого. — Он замолчал, обдумывая экспромтом подвернувшуюся мысль, потом сказал: — Знаете что, хотите съездим к ним вместе?

— А это удобно? Но вообще-то спасибо, идея очень заманчивая — поедем!

— В таком случае встречаемся у дома Сазерлендов ровно в три. Вы знаете, где они живут?

— У меня записан адрес. Какая у вас марка машины?

— При чем тут машина, вы меня и так сразу узнаете.

— Я же вас ни разу не видела.

— Ничего, я — самый симпатичный инспектор в управлении. Представьте себе мужчину красивого, как Пол Ньюмен, и солидного, как Уолтер Маттау.

— И к тому же предельно скромного, чего ж вы не договариваете?

— Да, и скромного. Мой точный портрет. Ну хорошо, шутки в сторону, увидимся в три часа.

Повесив трубку, Теллер встал, потянулся, выглянул в окно на улицу, где свирепствовал обычный для Вашингтона в эту пору пронизывающий осенний ветер. «До зимы всего ничего», — пробурчал он, спуская рукава сорочки и оглядывая неряшливо оттопырившийся правый манжет. Отсутствие на нем пуговицы Теллер обнаружил еще утром, когда одевался, но из-за спешки не стал ее пришивать. Да и на всех остальных сорочках тоже не хватало пуговиц. Он натянул пиджак и подошел к надтреснутому зеркалу, косо повешенному у двери. В иные дни Теллер ощущал себя моложе своих сорока шести лет, но только не сегодня. Да и собственное отражение в зеркале мало радовало: он снова прибавил в весе, раздался в пояснице. Некогда густые каштановые волосы, теперь сильно поредевшие, прямые и тонкие, начали выпадать, так что приходилось делать пониже пробор, а длинные пряди зачесывать повыше, чтобы прикрыть лысину. Вот и второй подбородок растет на щекастой, круглой как блин физиономии, из-за которой в школе его дразнили Луной. И все же, отворачиваясь от зеркала, чтобы достать со стола папку с материалами о Сазерленде, Теллер улыбался. Черт с ним, с возрастом, все равно он теперь симпатичнее, чем в школе, — по крайней мере, нет юношеских прыщей.

Через пять минут он уже сидел за видавшим виды, в шрамах и щербинах, рабочим столом своего непосредственного начальника Дориана Марса, на четыре года моложе его, но уже дважды «остепененного»: в криминалистике и психологии. За тем же столом сидели еще четыре сотрудника, которых Марс привлек к расследованию убийства Сазерленда.

— Не мне вам говорить, что это дело — самое важное за весь период моей работы в органах правопорядка, — вещал Марс, попыхивая трубкой. Он посмотрел на Теллера: — Покуда его не расследуем, Мартин, жарко нам будет, как в кастрюле-скороварке. Наверху дело взято под особый контроль. А это значит, что, если не проведем его как следует, не сносить нам нашей коллективной головы…