Убийство в музее восковых фигур - [55]

– Руки вверх, – скомандовал я. – Выше! И не вздумайте звать на помощь. Ну!…

У него дернулись губы; он хотел что-то сказать – но благоразумие взяло верх. На какое-то мгновение одна его рука, дрожа, замешкалась под столом. Потом он медленно поднял ее.

– Спиной!

– Вы же знаете, что вам отсюда не выбраться.

Я дошел до такого состояния, когда все происходящее стало казаться мне просто безумно веселым приключением. Может быть, жить мне оставалось считанные секунды, но мне хотелось смеяться, а грудь покалывало от нетерпения. Я вышел из-за ширмы. Серая комната с золочеными панелями на стенах и синего цвета мебелью, казалось, полна была резко очерченных красок – даже тени имели строгие контуры, и, помню, я обратил внимание на то, что на панелях были нарисованы любовные похождения Афродиты. Галан стоял спиной ко мне, подняв руки. На кушетке, подавшись вперед, сидела Джина Прево; она бросила на меня взгляд, и я тут же вспомнил, что все еще не снял маску. Я прочитал в ее глазах поддержку и торжество. Она помахала рукой с сигаретой в воздухе и от смеха даже просыпала на ковер пепел, заметив, что у меня нет оружия…

Я рассмеялся вслед за ней. Единственное, что мне оставалось, – это, напав на Галана сзади, рискнуть вступить с ним врукопашную, пока он не позвал на помощь и не выхватил оружие. Я поднял тяжелое кресло. Внезапно Галан произнес по-английски:

– Не беспокойся, Джина. Они будут здесь через секунду. Я нажал кнопку под столом… Отличные ребята!

Дверь в коридор распахнулась. Я замер на месте, сердце кольнуло. В освещенном проеме толпились белые маски; на их фоне выделялся силуэт Галана с поднятыми руками. Я видел их головы над шейными платками, похожие на кобр. Таких голов было пять.

– Давайте, ребята, – тихо, довольным голосом произнес Галан. – Осторожно, у него пистолет. И потише! Чтоб никакого шума…

Он прыжком развернулся ко мне; его нос походил на страшную красную гусеницу, извивавшуюся на лице. Он напряг плечи, но руки висели свободно, и он улыбался во весь рот. У меня в ушах застучала кровь. Кобры двинулись вперед, закрывая собой свет и отбрасывая на ковер длинношеие тени. Их шаги зловеще шуршали по ковру. Джина Прево, все еще хохоча, сидела со стиснутыми кулаками. Не выпуская из рук тяжелого кресла, я отступал к окну…

Шуршание не умолкало, как будто белые маски ползли на животах. Улыбка на лице Галана расползлась еще шире. Сквозь истерический смех Джина Прево проговорила:

– Он еще тебе покажет, Этьен! Он тебе покажет…

– У него нет пистолета! Взять его!

В желтом электрическом свете я увидел, как фигуры с глазами-бусинками одновременно рванулись ко мне. Я замахнулся тяжелым креслом и всадил его в окно. Звон стекла; деревянная рама треснула, замок выскочил. Вытащив кресло, я развернулся и швырнул его в самую близкую ко мне фигуру. В свете лампы что-то сверкнуло, и над моей головой со стуком вонзился в оконную раму нож. Хватаясь за подоконник снаружи, я еще видел, как он дрожит… я прикрыл лицо рукой, чтобы не порезаться, и вывалился в пустоту.

Холодный воздух, впереди стремительно нарастает серое пятно. Затем вдруг удар молотком по лодыжке – такой, что кажется, будто в ноге не осталось ни одной целой кости. Шатаясь, я сполз по кирпичной стене на колени, испытывая страшный приступ тошноты. Встать! Встать! Но в следующее мгновение – только боль, ноги не держат, я ничего не вижу…

Я в ловушке. Они перекроют все выходы, и тогда мне не выбраться. Рано или поздно неизбежное произойдет, круг масок сомкнется, и я окажусь прижатым в угол. Ладно, черт их побери! Пусть побегают! Устрою себе развлечение… Меня пошатывало, – наверное, ударился головой.

Прихрамывая, я пустился бежать по двору. Главный зал! Где-то здесь должен быть вход в главный зал… Где же он? Что-то застит мне глаза, наверное кровь… Впереди белая маска!

Он шел на меня, низко пригнувшись, и его ботинки при каждом шаге гулко хлопали по кирпичной мостовой. Холодная ярость подавила боль. Я набрал полные легкие воздуха; было так больно, будто их проткнули насквозь, но я ничего больше не чувствовал, кроме того, что я ненавижу все белые маски, ненавижу ухмылки апашей, их ножи, которые бьют в спину. В полутьме я разглядел, что на апаше клетчатый костюм. Охранник задрал вверх свой бескровный костистый подбородок и кинулся на меня; рука его взметнулась к шейному платку…

Лезвие молнией выскочило из рукоятки, апаш придерживал его большим пальцем. Я ударил его прямым слева под ложечку, потом на десять дюймов выше, вложив всю силу руки и плеча в удар по скуле. Он глотнул воздуха, и тот забулькал у него в горле. Я слышал, как он упал, грудой тряпья рухнув на кирпичи, словно я переломал ему все кости. Потом я снова бежал. Они отставали от меня всего на несколько футов. Липкая влага в глазах густела. А вот и освещенная дверь… Наверное, тот тип ее и сторожил. Я потянулся к ручке, не чувствуя ничего, кроме клейкой сырости на лбу, в глазах, на носу. Я попробовал отереть ее, но ее стало только больше; – голова у меня раскалывалась от невыносимой боли. Я почему-то подумал: не хватало только, чтобы меня вырвало посреди этого роскошного здания. Топот… они приближаются, весь двор наполняется их ревом. Я рывком повернул ручку и рухнул в проем, успев захлопнуть за собой дверь.