Убийство в Месопотамии - [45]

— Стало быть, все это ложь, мадам, что тут мне наговорили, — мол, какая-то напряженность.., какая-то невыносимая обстановка.., а?

Миссис Меркадо широко открыла свои матовые темные глаза.

— О! Кто мог наговорить вам такое? Мисс Ледерен? Доктор Лайднер? Нет, я уверена, о н, бедняга, ничего не замечал.

И она метнула на меня уничтожающий взгляд.

Пуаро непринужденно улыбнулся.

— У меня тут свои шпионы, мадам, — весело сообщил он.

Я заметила, как веки у нее дрогнули и она прищурилась.

— Не кажется ли вам, — спросила она медоточивым голосом, — что, когда разыгрывается трагедия, люди припоминают уйму такого, чего никогда и в помине не было? Подумать только — напряженность, особая обстановка, предчувствие чего-то ужасного. Думаю, все это потом присочинили.

— В ваших словах многое верно, мадам, — сказал Пуаро.

— Уверяю вас, все это лишь досужие домыслы! Мы жили как одна дружная семья.

— Эта дама — самая отъявленная лгунья, какую я только видела, — возмущенно сказала я, когда мы с Пуаро вышли из дому, направляясь на раскопки. — На самом деле она просто ненавидела миссис Лайднер!

— Да, она не из тех, у кого можно узнать правду, — согласился со мной Пуаро.

— Только время с ней потеряли, — кипятилась я.

— Не совсем.., не совсем. Бывает, что уста лгут, а глаза говорят правду. Чего она боится, эта маленькая миссис Меркадо? Я вижу испуг в ее глазах. Да.., решительно, она чего-то боится. Это очень любопытно.

— Я хочу вам кое-что сообщить, мосье Пуаро. И рассказала ему о вчерашнем вечере и о том, что, по моему твердому убеждению, анонимные письма написаны мисс Джонсон.

— Значит, она тоже лгунья! — заключила я. — Как спокойно она только что говорила с вами об этих письмах!

— Да, это было интересно. Она проговорилась, что знала о них. До сегодняшнего дня ни с кем из членов экспедиции о письмах не было сказано ни слова. Возможно, конечно, вчера доктор Лайднер сообщил ей об этом. Они с доктором старые друзья. Но если он ничего ей не говорил, то.., да.., тогда это очень любопытно, правда?

Мое уважение к нему заметно возросло. Уж очень ловко навел он разговор на письма.

— Ну так вы поймаете ее на этом? — не унималась я.

Мои слова, кажется, поразили Пуаро.

— Нет-нет, ни в коем случае! Очень неумно выставлять напоказ свою осведомленность. До поры до времени я все храню здесь. — Он постучал себя по лбу. — А в нужный момент бросаюсь как пантера. И mon Dieu! Все потрясены!

Я не могла удержаться от улыбки — представляю себе маленького мосье Пуаро в роли пантеры.

Мы подошли к месту раскопок. Первый, кого мы увидели, был мистер Рейтер. Он фотографировал какие-то стены.

По-моему, эти археологи способны откопать стены везде, где им заблагорассудится. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Послушать мистера Кэри, так довольно копнуть разок, чтобы понять, что тут стена, и он старался наглядно мне это объяснить.., но я ничего не разглядела. Например, говорит: “Смотрите, это саманный кирпич[32]”, а я, кроме земли, ничего не вижу.

Мистер Рейтер кончил фотографировать, отдал бою камеру и пластинки и велел отнести их в дом.

Пуаро задал ему два-три вопроса об экспозиции, об упаковке пластинок и прочем, на которые мистер Рейтер отвечал с большой готовностью. Похоже, ему нравилось говорить о своей работе.

Он пытался было извиниться, что вынужден покинуть нас, но Пуаро уже начал свой не раз проверенный монолог. Впрочем, шаблонным его не назовешь, так как каждый раз он слегка видоизменял его применительно к собеседнику. Но я не собираюсь каждый раз снова излагать его. С разумными людьми, вроде мисс Джонсон, он сразу приступал к делу, с иными ему приходилось ходить вокруг да около. В конце концов он своего добивался.

— Да-да, понимаю, что вас интересует, — сказал мистер Рейтер. — Но, право же, не вижу, чем могу вам помочь. Я ведь здесь новичок. С миссис Лайднер говорил очень мало. Сожалею, но я действительно ничего не могу вам сказать.

Манера говорить у него была немного скованная — сразу видно, что не англичанин, хотя, конечно, акцента не чувствовалось, разве чуть американский.

— Скажите, по крайней мере, нравилась ли она вам? — с улыбкой спросил Пуаро. Мистер Рейтер залился краской.

— Она была очаровательная.., совершенно очаровательная, — выдавил он, запинаясь. — И у нее был тонкий ум.., да.

— Bien! Стало быть, вам она нравилась. А вы ей? Мистер Рейтер покраснел еще пуще.

— О, я.., не знаю, по-моему, она едва меня замечала. А два-три раза мне ужасно не повезло. Мне всегда не везло, когда я пытался как-то услужить ей. Боюсь, моя неловкость ее раздражала. Это получалось у меня нечаянно.., я хотел угодить ей…

Пуаро стало жаль его.

— Отлично.., отлично. Давайте перейдем к следующему вопросу. Как по-вашему, обстановка у вас в экспедиции была благополучной?

— Простите?

— Я говорю, хорошо ли было вам всем вместе? Вы смеялись, болтали?

— Нет-нет, совсем наоборот. Все время чувствовалась какая-то натянутость.

Он помолчал, как бы пересиливая себя, потом снова заговорил:

— Понимаете, я не очень хорош в обществе. Неловок. Застенчив. Доктор Лайднер всегда так добр ко мне. Но.., глупо, конечно.., я не могу преодолеть робость. Вечно брякну что-нибудь невпопад. Или чашку опрокину. Не везет, одним словом.