Убийство в магазине игрушек - [73]

Вот как было дело: он понял, что из затеи с ее запугиванием ничего не получится. Поэтому он вошел, оглушил ее ударом по голове, заткнул ей ноздри, запихнул в глотку носовой платок и оставил умирать. Потом, когда Россетер послал его обратно с пистолетом, он убрал свидетельства удушения и обвязал ее шею шнурком, прибегнув в свое оправдание к выдуманной истории о потухшей лампочке.

– Но, ради всего святого, – прервал его Кадоган, – зачем ему понадобилось организовывать все таким образом? Зачем стараться, чтобы это казалось невозможным? Кроме того, почем ему знать, умерла ли она к тому времени, как он вернулся. А что, если нет? Это могло бы разрушить весь его план.

– Само собой, он не собирался сделать так, чтобы это казалось невозможным, – нетерпеливо ответил Фен. – Но дело в том, что когда он вернулся, подстроив весь механизм удушения, то увидел, что все остальные находятся вместе, в то время как он думал, что они в разных комнатах. А это, как мы уже говорили, безошибочно указало бы на него. Поэтому он должен был сделать так, чтобы казалось, будто убийство было совершено другим способом. А удавление, если учитывать внешние признаки, было единственно возможным вариантом.

– А как насчет его россказней о том, что кто-то ходил в магазине? Салли сказала, что никто там не ходил.

– Конечно, нет, – ответил Фен тоном, в котором чувствовалось отвращение. – Он слышал, как ходила Салли. Ведь так, Уилкс? – резко добавил он.

– А? – переспросил Уилкс, вздрогнув от внезапного оклика.

– Видите, – продолжал Фен, – проницательный и живой ум Уилкса моментально пришел к тому же заключению. – Тут он бросил злорадный взгляд на своего престарелого коллегу. – Естественно, – продолжал Фен, – все дело было в том, насколько правдивыми были рассказы свидетелей. К счастью, глубоко копаться в этом не пришлось, потому что Шарман выдал себя во время второго допроса. Он сказал: «Ни одна живая душа не сможет подтвердить, что я был участником какого-либо сговора». Но Россетер-то мог бы подтвердить, будь он жив. А единственными людьми, знавшими, что он мертв, были мы с вами и полиция. Следовательно, Шарман убил Россетера. Следовательно, он также убил мисс Тарди.

– Как он добился того, что мисс Снейт оставила ему деньги? Кто-нибудь узнал об этом?

– О, он опубликовал какую-то дрянную книжонку об образовании, а ее интересовал этот предмет. Они переписывались и в конце концов встретились. Он заискивал перед ней, а ей это нравилось. Жалкий, ничтожный подхалим.

В наступившей тишине стало слышно:

– Каждому по потребностям, – вещал рыжий студент, – не означает абсолютное равенство, потому что у людей разные потребности.

– Кто должен решать, какие у людей потребности? – спросила его подружка.

– Государство, разумеется. Не задавай глупых вопросов.

Фен опять вспомнил о своих обидах:

– Я отказываюсь признавать, что только потому, что по милости Скотта и Бивиса главному констеблю пришлось проехать полпути до Лондона и столько же обратно, он имел право ругать меня, как железнодорожный грузчик.

– Кстати, как они оказались на ярмарке?

– Они наткнулись на кого-то из команды Барнеби на станции. Да, чуть было не забыл: через десять минут он ждет нас на выпивку в Нью-колледже. Давайте еще выпьем на дорожку.

– Я угощаю! – сказал Кадоган. Он заказал напитки. – Споуд уехал обратно в Лондон. Я пытался добиться от него увеличения гонораров, но где уж там. Скользок, как рыба.

– Значит, вы собираетесь опять сочинять стихи? – спросила Салли.

– Да, это мое mйtier[148]. Я, может быть, даже попробую взяться за роман.

– Да уж, коней на переправе не меняют, особенно дохлых… – проворчал Фен. – А что собираетесь делать вы, Салли?

– Ну, я не знаю. Буду работать на прежнем месте еще какое-то время. Не вижу другого способа справляться со скукой. А вы, Энтони?

Мистер Хоскинс очнулся от задумчивости:

– Я буду продолжать учебу… Добрый вечер, Жаклин, – приветствовал он проходившую мимо блондинку.

– Уилкс! – резко окликнул Фен.

– А?

– Чем будете заниматься теперь?

– Не ваше дело, – ответил Уилкс.

– А ты, Джервейс? – поспешно вмешался Кадоган.

– Я? – переспросил Фен. – Я продолжу свое размеренное и величественное шествование к могиле.

Толпа в баре увеличилась, дым начал щипать глаза. Фен мрачно выпил свой виски. Молодой человек с длинной шеей и в очках закончил чтение «Замка капризов» и приступил к «Безумному дому»[149]. Салли и мистер Хоскинс углубились в разговор. Уилкс, казалось, вот-вот впадет в дремоту. В голове у Кадогана царила приятная пустота.

– Давайте играть в «Ужасные строки у Шекспира», – предложил он.

Но им не суждено было немедленно осуществить это намерение.

– Женщины, – вдруг произнес мистер Хоскинс, – не лишены странностей. – Все с почтительным вниманием приготовились его слушать. – Если бы не причуды мисс Снейт, ничего бы не случилось. Помните, что Поуп сказал о женщинах в «Похищении локона»?[150] – он окинул своих слушателей вопросительным взглядом. – Вот как это звучит:

За новою стремится суетой

Их сердце – магазин передвижной

Игрушек…

Да…