Убийство в Кембридже - [2]

– Я выйду замуж по любви, остальное не имеет значения, – безапелляционно заявила я.

– В девятнадцать лет все так говорят, – усмехнулась maman, устало опускаясь в кресло. – Какой поэт сказал, что бедность убивает любовь?

– Роберт Геррик.

– Так прислушайся хотя бы к нему.

Катя предательски молчала. Maman повернулась к ней, взывая к ее благоразумию:

– Душа моя, я бы всё отдала ради твоего счастья. Пусть Томас уже не молод, но он был духовно близок с твоим papa, имел схожие взгляды и интересы. Я верю, что ты сумеешь полюбить его. Разумеется, я тебя не принуждаю. Но подумай о сестре и обо мне. В твоей власти спасти нас от нищенского существования на чужбине.

Я осталась при своем мнении и очень удивилась, поняв, что Катя серьезно обдумывает слова maman. Когда мы садились в поезд на Финляндском вокзале, сестра уже почти смирилась с мыслью, что принесет себя в жертву во имя нашего благополучия.

Бежать из России нам помог сэр Джордж. Посол возвращался в Англию с семьей, в сопровождении адмирала и нескольких офицеров. Нам предоставили купе в спальном вагоне англичан. В Бергене началось наше путешествие по штормящему Северному морю, завершившееся 17 января в шотландском городке Лит. Из Эдинбурга в Лондон мы приехали первым классом и остановились в отеле «Савой».

Глава 2

Maman, привыкшая к роскоши, не желала слышать о переезде в отель попроще. В конце прошлого столетия открытие «Савоя» стало настоящей сенсацией. Прежде в отелях не было электрических лифтов и ламп, а в номерах – каскадного душа и переговорной трубки для связи с персоналом. Однако лично для меня главный шарм «Савоя» состоял не в шикарных интерьерах, а в том, что здесь останавливался Оскар Уайльд. Мне даже довелось посидеть за его любимым столиком в одном из ресторанов отеля.

В Лондоне совсем не было снега, но английская зима оказалась сырой и туманной. В ожидании ответа от доктора Уэйда мы курсировали между нашими номерами и основным рестораном с видом на Темзу, которая проглядывала за деревьями сада.

Я жила с Катей, maman – отдельно. В первые дни, поднявшись в номер, я с замирающим сердцем приближалась к окну, гадая, увижу ли часовую башню Вестминстерского дворца, или столица «туманного Альбиона» лишь привиделась мне в каком-то невероятном сне. Я всю жизнь мечтала оказаться здесь, но теперь дико тосковала по даче в Териоках.

За ужином постояльцы собирались за длинными столами, где maman поддерживала светскую беседу, а мы с Катей преимущественно помалкивали и слушали. Разговоры в конечном итоге всегда сводились к войне. В нашей семье после смерти papa эта тема была под негласным запретом.

Однажды напротив меня оказалась пара: молодой человек с медно-рыжими волосами и модно одетая блондинка. Глядя на нее, я внезапно подумала о том, как сильно война повлияла на женские стрижки. Волосы девушки едва прикрывали уши, а на затылке были аккуратно выбриты. Я заметила, как презрительно дрогнул уголок рта maman, когда ее взгляд скользнул по незнакомке.

– Бедный Олли, – хихикнула блондинка, обращаясь к своему рыжеволосому соседу. – Значит, у тебя на теле остались рубцы после этого горчичного газа?

– Язвы от ожогов заживали почти три месяца, – слегка покраснев, ответил молодой человек. – Но теперь я могу вернуться в Кембридж и восстановиться на втором курсе. Питер Дорси тоже приедет.

– Питер! – воскликнула девушка. – Надеюсь, он всё такой же красавчик!

– Но ведь ты ждала меня, правда, Агнес?

– Разумеется, котенок, – глаза Агнес лукаво сверкнули. – Знаешь, Олли, я думаю осенью поступать в Ньюнэм. Дочка служащего железной дороги будет учиться в Кембридже. Звучит почти как сказка!

В этот момент я позавидовала блондинке с бритым затылком. Papa говорил, что годы учебы оставались самыми волшебными в его жизни, несмотря на то что он был очень счастлив, когда встретил maman. Я знала, что Ньюнэм – один из двух колледжей, основанных в Кембридже во второй половине XIX века специально для женщин. Пусть мы пока не добились права получать ученую степень, зато знания получали наравне с мужчинами, хоть и отдельно от них.

Вера Алексеевна отложила салфетку и, отодвинув стул, обратилась к сидевшей рядом Кате:

– У меня опять началась мигрень. Пойду в постель. Не засиживайтесь долго, это неприлично.

Возникший в дверях управляющий с поклоном пропустил ее. Окинув взглядом наш стол, он вдруг переменился в лице и быстро подозвал официанта. Я услышала его гневный шепот:

– Почему не вынесли Каспара?

– Простите, сэр. Гостей должно было быть четырнадцать. Я поздно заметил, что не хватает мадмуазель Глории, артистки. Вероятно, в последний момент она передумала ужинать в отеле… Быть может, русская графиня не суеверна?..

– Репутация отеля – для вас пустой звук, Бриггс? – кипятился управляющий. Он продолжал говорить, удаляясь вместе с официантом в другую часть зала.

Я непонимающе взглянула на Катю и прочла в ее глазах такое же недоумение. Пожилая дама слева от меня посмотрела на нас, как на недоучившихся школьниц, и снисходительно пояснила:

– В Англии есть примета: если за столом собралось тринадцать человек, первого, кто встанет, постигнет несчастье.