Убийство в доме тетушки Леонии - [42]

Ее щедрость была вознаграждена радостной улыбкой и неожиданно последовавшим разрешением:

— Вы можете войти.

Не веря своим ушам, слегка уязвленный успехом, которого так легко добилась Жизель, профессор Вердайан процедил сквозь зубы: «Вам надо было писать диссертацию по детской психологии, мадемуазель Дамбер», — и направился к двери.

— Не вы. Мадемуазель, — было сказано ему не терпящим возражений тоном.

Профессору Вердайану достало ума расслышать в решительном голосе Элоди непреклонное упрямство оскорбленного ребенка, и он капитулировал, сказав Жизель:

— Я буду в машине. Приходите, когда…

— Естественно, — чуть поспешно согласилась молодая женщина, следуя за Элоди на кухню.

Освещенная двумя окнами, где на подоконниках пышно цвела поздняя герань, большая комната, в которой очутилась Жизель, явно была сердцем всего дома. В центре стоял огромный дубовый стол, окруженный восемью плетеными стульями. Старую раковину оживлял фриз из белых и синих фаянсовых плиток, а обыденность кухонных приборов скрадывалась на фоне огромного каменной кладки камина, где, потрескивая, полыхали дрова. Вкусный запах горячего хлеба пропитал все вокруг, и на вопрос «Хотите кофе?» Жизель, не раздумывая, ответила утвердительно.

Элоди открыла стенной шкаф, достала чашку и жестянку с сахаром, вынула ложечку из ящика и водрузила все это на стол, после чего старательно наполнила чашку до краев черной жидкостью из поющего кофейника.

— Спасибо, — поблагодарила Жизель. И добавила с заговорщицкой улыбкой: — Надо оставить немного Альберу.

Девочка ответила ей такой же улыбкой и прошептала:

— Он спит. Я его охраняю.

«От чего?» — невольно подумалось Жизель.

— Он болен?

— Это был несчастный случай, — объяснила Элоди, нахмурив тоненькие бровки над карими, напоминавшими беличьи, глазами. — Мама дала ему успокаивающий отвар.

Именно в этот момент взгляд Жизель случайно упал на рисунок, который Элоди, вероятно, закончила бы, не помешай ей тявканье собаки. Человек в маске, весь в черном, в пучке ярко-желтых лучей угрожал длинным кинжалом кому-то, простертому у его ног. На заднем плане виднелись колеса перевернутого красного мотоцикла, тонкий серп луны и пара звезд. Неожиданно на Жизель снизошло озарение, и она интуитивно поняла, в чем дело.

— Ты очень хорошо рисуешь, Элоди, — произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно. — Это Альбер? — спросила она, пальцем указывая на поверженного.

— Да, — призналась девочка. — Только это секрет. Он боится, что человек в черном его убьет. Я слышала, как он рассказывал всю эту историю Кристиану сегодня ночью.

— Кристиану? — непонимающе повторила Жизель.

— Это мой другой брат, он работает в Шартре, — лаконично пояснила Элоди, добавляя к рисунку еще несколько серебристых звезд.

Жизель почувствовала, что бледнеет, — внезапно ее окатила волна страха. Самые дикие мысли зароились у нее в голове, и ей пришлось сделать немалое усилие, чтобы сохранить видимость спокойствия под вновь обращенным к ней доверчивым взглядом Элоди. Она через силу улыбнулась, ни за что на свете не желая, чтобы этой способной к рисованию серьезной маленькой девочке передалась хотя бы толика ее страхов. А в рисунке Элоди, безусловно, были и талант, и юмор — в композиции, в подборе цветов, в явной пародии на героев фильмов. И, как все великие художники, девочка сумела по-своему передать ощущения другого человека. Ужас, пережитый ее братом в момент нападения, был живо передан несколькими штрихами и как по волшебству сообщался зрителю. Жизель ни секунды не сомневалась, что несчастный случай связан с исчезнувшими тетрадями. Внезапно она поняла, что и сами злополучные тетради как-то связаны с убийством Аделины Бертран-Вердон. Убийцей был этот человек — помесь Зорро, Бэтмана и Фантомаса, слитых в единого отрицательного героя силой воображения младшей сестры Альбера! Вдруг совершенно необъяснимым образом лицо Гийома Вердайана проглянуло сквозь черную маску. Ведь, если подумать, он не был так уж удивлен, когда она рассказала ему о тетрадях 1905 года, а настойчивость, с какой он предлагал подвезти ее в кафе «У вокзала», выглядела подозрительной. Равно как и «блуждание» по деревенским проселкам… чтобы показать, что он совершенно не знает дороги на ферму Тесандье. От этого предположения у Жизель мурашки побежали по спине. Если оно подтвердится, то они все трое в опасности — и она, и Альбер, и Элоди.

— Вы устали? — спросила Элоди своим звонким голосом в тот самый момент, когда раздались три нетерпеливых удара в дверь.

— Не отвечай, — инстинктивно приказала Жизель. — Пойдем к Альберу. Быстро…

Ее голос прозвучал так требовательно, что Элоди повиновалась, не задавая вопросов. Они вышли из жарко натопленной кухни и очутились в длинном коридоре, в конце которого оказалось несколько закрытых дверей. Элоди постучалась в последнюю, настойчиво повторяя:

— Альбер! Альбер!

Не получив никакого ответа, она повернула ручку двери, и та неожиданно легко открылась. В комнате молодого человека был самый настоящий бардак, дополненный стойким запахом теннисных туфель, а стены в равных пропорциях были залеплены постерами с рок-певцами и красотками в бикини в вызывающих позах. Постель смята и пуста, окно открыто — Альбер смылся.