Убийство в частной лечебнице - [12]

Дверь открылась, и вошел доктор Робертс.

— Я только что заглянул в текущие записи в истории болезни, — начал он. — Состояние пациента внушает тревогу. На тот момент вливание камфары помогло, но пульс пока неудовлетворительный. — Робертс нервно переводил глаза с одного хирурга на другого и протирал очки. — Должен признаться, мне не по себе, — сказал он. — Это же… это же такой важный пациент.

— Все пациенты важны, — ответил Филлипс.

— Разумеется, сэр Джон. Я хотел только сказать, что мое повышенное беспокойство объясняется высоким социальным положением пациента.

— Господи, вы разговариваете как пишете, Робертс, — шутливо прокомментировал Томс.

— Как бы там ни было, — продолжал Робертс, с сомнением поглядев на толстячка, — как бы там ни было, я очень беспокоюсь.

— Сейчас приду и осмотрю его, — ответил Филлипс. — Могу понять вашу тревогу. Томс, идемте-ка лучше с нами.

— Сию минутку, сэр.

— В его состоянии есть нечто трудно предсказуемое, — проговорил Робертс.

Он углубился в детали. Филлипс внимательно слушал.

Томс бросил в зеркало самодовольный взгляд.

— Я готов. — Он повернулся к Робертсу. — Какой у вас чудной стетоскоп, Робертс, — заметил он игриво.

Робертс с гордостью поглядел на свой стетоскоп. Это был старинный инструмент в форме деревянной трубки с толстой средней частью, украшенный зарубками.

— Я не променял бы его на самую последнюю новинку в этой области, мистер Томс, — сказал Робертс.

— Он похож на спиртомер. А зачем тут зарубки?

Робертс смутился. Он сконфуженно посмотрел на Филлипса.

— Боюсь, вы сочтете меня очень тщеславной личностью, — пробормотал он робко.

— Ну же, — сказал Томс. — Валяйте, говорите! Это что, пациенты, которых вы прикончили, или миллионеры, которым вы давали наркоз?

— Нет, ни то ни другое. Собственно говоря, это своего рода мерка. Зарубки — это случаи операций у пациентов с тяжелыми сердечными заболеваниями, которым я успешно давал наркоз.

Томс расхохотался, а Робертс покраснел, как школьник.

— Вы готовы? — холодно спросил Филлипс.

Они вышли вместе.

В операционной сестра Мэриголд, сиделка Бэнкс и сиделка, пришедшая подменить Харден, убирали и готовились к следующей операции, экстренной бронхоскопии, которую должен был проводить специалист-отоларинголог. Джейн отвели в общежитие медсестер.

— Две срочные операции за вечер! — воскликнула важно старшая сестра. — Не скажешь, что мы тут бездельничаем. Сколько времени, сиделка?

— Шесть тридцать пять, — ответила Бэнкс.

— Что такое с Харден, сестра? — спросила подменившая сиделка.

— Честное слово, не знаю, — откликнулась сестра Мэриголд.

— Зато я знаю, — мрачно сказала сиделка Бэнкс.

Сестра Мэриголд бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с сознанием ее высокого ранга. Достоинство победило. К счастью, подменившая сиделка была свободна от условностей.

— Ну-ка, Бэнкс, — потребовала она, — выкладывай! Почему Харден хлопнулась в обморок?

— Она была знакома с пациентом.

— Что?! Она знала сэра Дерека О'Каллагана? Харден?

— Ну да! Их родители были соседями в Дорсете, разве ты не знаешь, — принялась кривляться Бэнкс, передразнивая, как она считала, манеру разговора помещиков-землевладельцев.

От крахмального халата сестры Мэриголд, казалось, исходили волны осуждения.

— Сиделка Харден родом из очень приличной семьи, — сказала она наставительно новенькой сиделке.

— Ох-ох, про-осто у-ди-ви-и-ительно приличной, — издевалась Бэнкс. — Ну да, она была знакома с О'Каллаганом. Могу сказать, что с месяц назад он оказался самым беспринципным из всех тори, а она из-за этого просто взбесилась! И потом все мне рассказала.

— Большое спасибо, сиделка Бэнкс, достаточно, — ледяным тоном сказала сестра Мэриголд. — Операционная не место для политики. Мне кажется, мы готовы. Я хотела бы переговорить с доктором по поводу этого больного.

Она вышла из операционной, шурша накрахмаленным халатом.

— Ну и нервы у тебя, Бэнкс, — сказала вторая сиделка. — Как ты отважилась так говорить про сэра Дерека! Мне кажется, он такой красивый на фотографиях.

— Тебе кажется, что если у него физиономия как у Конрада Вейдта, то он подходит на роль правителя народа, человека, который может диктовать законы. Типично буржуазное невежество и тупость! Однако он последний из представителей этого типа и первым падет, когда настанет Заря.

— О чем это ты?

— Я-то знаю, о чем я!

— Ну а я нет. Что такое эта Заря?

— Заря Великого Дня Пролетариата.

— Это что Такое? Нет, Бэнкс, не лезь в бутылку, мне правда хочется знать.

— Узнаешь, — пообещала Бэнкс. — И очень скоро.

В дверях появился отоларинголог и вопросил, готовы ли они его принять. Через десять минут в операционную вкатили больного ребенка, и снова над столом поднялись пары наркоза. Через десять минут ребенка забрали. Отоларинголог насвистывал, когда мылся после операции. Потом он просунул в операционную голову, заметил: «Нет грешникам покоя, сиделка!» — и убрался восвояси.

Обе женщины молча работали. Сиделка Бэнкс о чем-то мрачно думала.

— Эге, — сказала новенькая, — там, кажется, Фипс ворчит на лестнице. (Кличку Фипс медперсонал дал сэру Джону Филлипсу.) И еще Томс-и-Джерри. Интересно, как он там. Сэр Дерек, я хочу сказать.