Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена - [22]

Во Фрейзербурге есть традиция – в доме, где лежит умерший, задергивать все занавески и закрывать ставни. Когда дедушка умер, мне казалось, что солнечный свет ушел и из моей жизни… Родственники притворялись, что он «ушел в лучший мир». «Почему, – думал я, – он ушел в лучший мир и не взял меня с собой?» И еще: «Значит, смерть – это хорошо. Но почему она тогда делает меня несчастным?» Отец и дедушка бросили меня, чтобы уйти, по всей видимости, в лучшее место, а меня оставили совсем одного, здесь, где не так уж и хорошо… В моем разуме бушевали целые ураганы ярости. Одетые в черное женщины плакали о торжестве духовного воскресения.

Последствия этой трагедии на самом деле, возможно, даже сложнее и запутаннее, чем кажется самому Нильсену. Позже мы увидим другую интерпретацию тех событий, чтобы взвесить их против его воспоминаний. Бесспорно одно: с того дня мальчик настолько замкнулся в себе, что ни одна живая душа не в силах будет раскрыть его секреты, а мертвые о них не расскажут. Очевидно, его понимание смерти с тех пор стало сомнительным и даже странным: «Он взял настоящего меня с собой, под землю, и теперь я покоюсь вместе с ним, под солеными брызгами моря, приносимыми ветром на кладбище в Инвераллочи. Наша природа не предусматривает духовной смерти».

Глава 3 Детство

С 1951 года Деннис Нильсен стал еще более замкнутым. Его привычка бродить в одиночестве приобрела компульсивный характер, и когда мать пыталась убедить его не уходить из дома, он сразу же ощетинивался, возражая, что даже лошадей не привязывают к стойлу. Он ходил к деревне Броудси, где берег состоял из непривлекательных на вид черных вулканических пород, о которые яростно разбивались волны. Там между камней имелась глубокая таинственная расщелина, известная как Бурлящий Гвайт: морская вода заливала небольшой канал, а затем закручивалась в водоворот, поднимаясь и опускаясь, поскольку расщелина книзу становилась шире. Считалось, что у расщелины этой не было дна (она определенно продолжала расширяться и под водой) и что любой, кто упадет туда, никогда не сумеет выбраться. Бурлящий Гвайт являлся магнитом для детей, которые обожали бросать вызов неизвестному, и многим из них служил могилой: Билли Скиннер, друг брата Денниса, упал туда, ударился головой о камни и исчез. Деннис также ходил к Киннэйр-Хед, мысу на самом краю Фрейзербурга, где когда-то стоял замок Фрейзербурга, чью оставшуюся башню превратили в маяк. Маяк этот тоже был овеян тайнами: все знали легенду о дочери помещика, выбросившейся из окна башни с телом своего мертвого возлюбленного в объятиях.

Но в основном на своих одиноких прогулках Деннис ходил к скалам гавани Фрейзербурга, к широкому пляжу и песчаным дюнам на юге – примерно в трех километрах от его дома. Он проводил там много времени, глядя, как лодки проплывают мимо или заходят в порт, и стоял на пирсе, пока мимо него проходили возвращавшиеся домой рыбаки. Еще долго после их ухода он оставался там, слушая «нескончаемые крики чаек, дерущихся за еду с собаками». Какофония кричащих чаек и сильный запах рыбы и по сей день остались в этом месте неизменны. Вид морского простора невольно заставляет задуматься о собственной незначительности.

«Я стоял на скале, глядя на всесильное беспокойное море. Я чувствовал родство с этой великой силой, некую духовную близость, выражающуюся в любви и в страхе. Слезы текли по моему лицу, и, стоя там какое-то время, я все высматривал в море Эндрю Уайта, который пришел бы и утешил меня, как раньше».

Деннис чувствовал, что не должен показывать свое горе дома, где женщины (остались только женщины: его бабушка, мать и тетя) были заняты попытками заново наладить свою жизнь. Его мать вынуждена была работать уборщицей, чтобы сводить концы с концами. Поэтому он «искал тихие, уединенные места, в которые он водил меня, и молился своему молчаливому богу на горизонте моря. Это была чудесная горькая боль».

Иногда это уважительное восхищение окрашивалось в несколько зловещие тона его бессознательным желанием упасть в очищающие объятия моря в подтверждение своей любви и свободы:

Много лет назад, еще мальчиком, я тонул в море. Я тону в нем до сих пор… в самой его глубине, вместе с мертвецами. Есть в море нечто успокаивающее, что взывает к нашим истокам… Когда последний человек сделает свой последний вдох, море продолжит существовать. Оно смывает все начисто. В нем навсегда останется мальчик, тонущий в глубине: колышущиеся в воде волосы и широко открытые глаза.

Вероятно, здесь он ссылался на тот случай, когда он как-то раз зашел в воду (ему было лет восемь), чуть не утонул и был спасен другим мальчиком, постарше, который возбудился от вида его обессиленного тела:

На одной из моих прогулок по пляжу к Инвераллочи я чувствовал себя особенно несчастным. Я остановился, снял ботинки с носками и зашел по колено в воду. Меня гипнотизировала его сила и его необъятность. Не обращая внимания на мокрые брюки, я зашел в воду дальше, по пояс. Я видел другого мальчика, постарше, который сидел чуть дальше по берегу и тыкал палкой в песок. Наверное, я наступил в яму, потому что внезапно оказался под водой с головой. Волна унесла меня с собой в глубину. Я запаниковал и начал тонуть, размахивая руками и крича. Слышал громкий гул в голове и все пытался глотнуть воздуха, которого не было. Я тогда еще подумал, что дедушка обязательно придет и спасет меня. От этой мысли мне стало легче: я будто был в трансе или во сне, окруженный зеленой тишиной моря. Словно дрейфовал в пустоте. Я слышал приглушенный голос вдалеке (похожий на все голоса, которые я когда-либо слышал, и в то же время не похожий ни на кого конкретно) и почувствовал тяжесть чьего-то тела.