Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена - [15]

Иногда «женушка» со своими «спиногрызами» (то есть с сыновьями и дочерьми) ходила в «ближний край» в направлении Стрикена, примерно в одиннадцати километрах от моря, чтобы обменять рыбу на масло, яйца, сыр и молоко с ферм («дальним краем» считались Грампианские горы). В Стрикене и Броке имелись этакие «рынки труда», где дети могли наняться в какую-нибудь семью, которой не помешала бы лишняя пара рук и которая была готова за это заплатить. Хотя гораздо чаще деревенские поступали более эффективно, просто усыновляя или удочеряя на несколько лет соседских детей, если слишком много их собственных потомков погибли и в кровати имелось свободное место.

Кровать представляла собой деревянный ящик возле дальней стены дома или две деревянные рамы, наложенные друг на друга, куда укладывали спать всех обитателей дома, кроме родителей. Возле другой стены находился открытый очаг и деревянный стол со скамейками, за которым ели. Такие дома назывались «батт-энд-бен» (т. е. «двухкомнатный коттедж») и многие из них сохранились и по сей день: в одном из таких домов родилась бабушка Денниса Нильсена, и там же ее выдавали замуж, когда ей исполнилось двадцать. Даже язык этой области уникален для обитателей Бьюкена: это даже не диалект шотландского, а язык национального меньшинства, «бьюкенский дорический» диалект, совершенно непонятный для англичан и слабо знакомый западным шотландцам. Это тоже сказалось на изолированности жителей Бьюкена, а также на их независимости и чувстве отчужденного превосходства. Они не любят показной вежливости, поскольку считают ее напрасной тратой сил, присущей более мягкотелым и защищенным людям.

Неудивительно, что выходцев из Брока, Броудси и Инвераллочи отличает такая упорная гордость за свой народ и свое наследие. Они не выносят, когда к ним относятся свысока, и начинают громко возмущаться, если представители властей обращаются к ним по фамилии, находя это глубоко оскорбительным («За все мои годы работы государственным служащим, – писал Нильсен, – я никогда не относился ни к кому, даже к жертвам автомобильных аварий, как к просто очередному набору из лица, имени и чисел».) Кроме того, они ни за что добровольно не выкажут свое почтение аристократу. Кристиан Уотт, жена рыбака из Броудси, в своих недавно изданных мемуарах писала, что мать учила ее никогда не зависеть от милости землевладельцев, поскольку это лишало человека свободы. Для них предпочтительнее быть бедным рыбаком, чем сытой служанкой у богатой леди: «Будь ты лорд или слуга, деньги никогда не сделают из тебя человека, если с тобой самим не все ладно». Аристократы, которые ожидали, что жены рыбаков будут им кланяться, быстро лишались этих иллюзий. «Нигде на северо-востоке Шотландии я не наблюдала подобного, – писала Кристиан о середине девятнадцатого века. – Не в характере бьюкенцев это делать. Граф Эррольский пытался заставить людей в Круден-Бей кланяться ему, поскольку был недалек умом. Тогда одна женщина отняла его трость и ей же его побила»[6].

В этих рыбацких деревушках Бьюкена есть и давняя традиция радикализма, передаваемая из поколения в поколения в устной манере и связанная с их неизменным врожденным чувством справедливости. В отличие от радикализма более нового, который рождается из политических взглядов, их радикализм уходит корнями глубоко в историю Шотландии, в националистские, якобитские и антицерковные конфликты. Например, их сердила ситуация со знаменитыми «шотландскими огораживаниями», когда завод, принадлежащий герцогу Сазерленда, насильно выселил сотни мелких фермеров, чтобы использовать их земли для своей выгоды. Огораживания можно было оправдать с экономической точки зрения, однако местные жители (в чьи деревни хлынули обездолевшие фермеры) видели в них только жадность и жестокость, покушение на древнюю скромную культуру. Молодая Кристиан Уотт с ее острым языком как-то встретила лорда Макдональда (который собирался продолжить огораживания) на пирсе Кайликина, что на западном побережье, и закричала на него прямо перед шокированной толпой: «Вы хуже, чем объедки от свиньи, раз причиняете столько страданий невинным людям!» Если бы он жил на восточном побережье, добавила она, то его замок давно бы сожгли дотла.

Вместе с этим недовольством устоявшимся порядком шло и глубокое презрение к классовому неравенству. Считалось, что образование в общественных школах покрывает разум смолой, которую можно разбить только молотом, и сильнейшее неодобрение было припасено для тех представителей рабочего класса, кто сумел выбиться в люди и поднимал после этого планку еще выше, чтобы того же не смогли добиться другие рабочие.

Сожженные замки были – и являются по сей день – отличительной особенностью территорий вокруг Фрейзербурга. Замки Инвераллочи, Кейрнбулга и Питслиго, некогда служившие достойной защитой от вторжений с моря, были уничтожены правительством в качестве наказания за поддержку якобитов в Бьюкене, и теперь их развалины были открыты всем ветрам, словно жуткие голые черепа на фоне ландшафта. Дети, включая Денниса Нильсена, поколениями играли в руинах, оставшихся от прошлого их народа и постоянно напоминавших об их истории.