Убийство по-французски - [38]

Он выдул облачко дыма поверх их голов и положил зажигалку в карман.

— На самом деле нет. Не из-за вашего сына. Мы по поводу вашей дочери.

Мужчина набычился. Теперь он внимательно слушал Жако.

— И?..

Жако вынул из кармана фотографию Вики Монель и передал ее отцу. Снимок сделали с одной из интернетовских порно-галерей, но обрезали так, что виднелась одна голова. Глаза его дочери жадно смотрели на что-то за рамкой, черные волосы свешивались на лицо, губы кривились в улыбке.

Монель взял фотографию, повернул к свету и стал рассматривать.

— Да. Это она. — Он кивнул и затянулся сигаретой. Положил фотографию на стол.

— Могу я спросить, когда вы в последний раз видели свою дочь? — Жако забрал фотографию.

Монель вонзился в Жако долгим взглядом.

— Четыре-пять лет назад, — произнес он наконец.

— Я полагаю, она жила в Марселе?

— Так вы же оттуда, сами сказали.

— Ее зовут Вики?

— Вики. Правильно. Ну. Что интересует? Во что она впуталась?

Жако поведал обо всем так быстро и так мягко, как только мог — как тело было найдено в озере возле Салон-де-Витри, как определили, что это Вики Монель.

Когда Жако закончил говорить, с сожалением разведя руками, Монель последний раз затянулся сигаретой и бросил ее в пустую бутылку из-под пива. Он приложил руку ко рту, откинул голову назад и устремил потухший взгляд в потолок.

Монель убрал руку ото рта, провел ею по щеке.

— Утонула, говорите? — Он словно искал способ взять себя в руки.

— Боюсь, это не был несчастный случай, — тихо произнес Жако.

Монель кивнул, сделал еще одну безуспешную попытку пригладить волосы.

— Думаю, это должно было случиться.

— Что заставляет вас так думать, мсье? — прозвучал с другого конца комнаты голос Гасталя, не оставляя мужчине времени на то, чтобы предаться горестным раздумьям.

Прежде чем ответить, Монель помолчал, словно ему нужно было собраться с силами.

— Она не уехала пять лет назад, — наконец начал он. — Я вышвырнул ее — девятнадцать лет и слишком много хлопот, понимаете? Ее мать ушла так же, как она. Я просто не мог справиться с ней один. Вы знаете, как бывает?..

Монель подался вперед, облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Он пытался справиться с собой, но Жако видел, что это проигранное сражение. Он был не в силах бороться. Сдавленное рыдание подтвердило догадку.

— Мне очень жаль, — пробормотал Жако.

Монель провел рукой по глазам и губам.

— Она была еще та штучка. Спросите любого. Но она не заслужила...

Он не смог продолжать. Жильбер Монель оплакивал свою дочь.

28

Карно обожал среды. Любимый день недели. В эту среду он был там, где всегда, — сидел на открытой террасе на Каталан-Плаж с газетой на коленях, одноразовой чашечкой эспрессо в руке и мобильником в кармане. Ему нравилось думать об этом месте как о своем офисе. В разгар утра солнце уже выбралось из-за завесы низких облаков над Монтредоном и сияло с голубого чистого неба, играя бликами на поверхности моря и нагревая деревянную скамью, на которой он расположился.

Под ним метрах в двадцати раздавались доносимые ветром крики и восклицания полудюжины девиц в бикини, загорелых и стройных, которые разделились по трое с каждой стороны волейбольной сетки и просили дать им пас. Утро среды, все как всегда. Утро среды, когда команда старшеклассниц каталанского лицея, оставив учебу, устремлялась на пляж поиграть в волейбол.

Что за прекрасный город Марсель, подумал Карно, какие удовольствия он предлагает своим жителям! И Карно был не одинок в своих рассуждениях. Каталан-Плаж был излюбленным местом для приема утренних солнечных ванн, получения глотка свежего воздуха для старичков, собравшихся поиграть в лото, подремать, почитать газеты, ну и, конечно, как и он, поглазеть на лицеисток. И, похоже, никто против этого не возражал. Девушки уж точно. Они будто радовались вниманию. Присутствие наблюдателей заставляло их кричать громче, напрягаться немного больше, демонстрируя прелесть своих гибких загорелых тел.

К тому же, Карно знал, они играли хорошо и на них стоило посмотреть. Два года назад лицеистка по имени Таня вошла в национальную сборную и завоевала серебро на последнем европейском чемпионате. А сейчас там была одна волейболистка, которая привлекала всеобщее внимание. Не потому что играла особенно хорошо, просто она была самой красивой на площадке. Лет семнадцать, может, восемнадцать, с великолепной каштановой косой, которую она не стала закалывать на затылке, аквамариновое бикини подчеркивало загар, длинные руки и ноги. А как она бросалась на песок в отчаянной попытке вытащить мяч... Боже... Он прежде ее не видел, но знал имя, которое постоянно выкрикивали подруги по команде, — Алис. Алис.

Карно смотрел, как она поднимается на ноги, отряхивает песок, прилипший к локтям, животу, ногам — кремовые островки на фоне коричневой кожи. Он точно знал, что делал бы с Алис там, на берегу, один на один. Теплая вода, шланг, струя воды текла бы по залепленным песком частям тела, открывая прикрытое им теплое, загорелое тело...

Он услышал, как в кармане зазвонил мобильник. Карно отставил кофе, отложил газету, снял солнечные очки и открыл крышку телефона. Он проверил имя. На этот звонок он ответит. Рэссак. Его главный.