Убийство на Знаменской - [41]

— Да-да, очень хорошо, я сейчас отсчитаю деньги, — деловой тон Шумилова, видимо, чрезвычайно благотворно подействовал на женщину, и она полезла в сумочку.

— Подождите вы с деньгами, — остановил её Шумилов. — Выслушайте меня до конца. Разумеется, вы никому не можете говорить о том, что обратились ко мне — сие в ваших же интересах. Наша связь будет осуществляться следующим образом, — Шумилов запустил руку во внутренний карман и извлёк портмоне, в одном из отделений которого лежала стопа разнокалиберных визитных карточек; выбрав нужную, он подал её Проскуриной, — это визитная карточка владелицы модного салона и ателье, в котором вы, якобы, шьёте одежду. Если вы получите письмо в конверте с эмблемой этого ателье, то для вас это будет сигналом того, что на следующий день я буду ждать вас у памятника Екатерине Великой на Александринской площади в половине двенадцатого дня. Это, конечно, крайний случай, но его следует предусмотреть.

— А что будет написано в письме? — с сомнением спросила Проскурина.

— Письмо будет написано женской рукой. Его содержание будет самым невинным, ну скажем, вас пригласят на примерку. Поверьте, письмо это никоим образом вас не скомпрометирует.

— «Агнета Рейнтхофен, модные венские аксессуары на берегах Северной Пальмиры», — прочитала визитку женщина, — «Салон и ателье на Большой Пушкарской». А если последует обращение к этой самой Агнете?

— Не беспокойтесь, Агнета подтвердит вашу легенду, — Шумилов хотел было добавить, что шустрая милая венгерка уже несколько лет является его интимной подругой, но в последнюю секунду воздержался от лишней болтовни. — Если кто-то начнёт расспрашивать Агнету о вас, она подтвердит, что вы клиент её салона. Вы всё поняли? Повторите.

— Получив письмо в конверте салона madam Рейнтхофен, я на следующий день отправляюсь к памятнику Екатерине Второй. К половине двенадцатого дня.

— Прекрасно. Идём далее. Мне, возможно, потребуется ваша помощь. Вы сможете побыть в городе несколько дней?

— Да, я скажусь больной. Это не вызовет подозрений.

— Тогда поступим так: завтра ровно в 23.00 я буду вас ждать на углу Невского и Надеждинской. Постарайтесь выглядеть так, чтобы работники гостиницы «Знаменская» не смогли вас узнать.

— Как, мы пойдем в эту гостиницу??? — искренне изумилась она.

— Пожалуй, именно с этого и придется начинать. Надо же осмотреться, надо выяснить, по какой причине полиция прицепилась к вашему другу. А если я явлюсь на любовное свидание в гордом одиночестве, это будет несколько странно выглядеть, не находите? — усмехнулся Шумилов.

— Но это… это допустимо?

— Что? — не понял Шумилов.

— То, что мы собираемся делать. С точки зрения адвокатской практики, адвокатских приёмов… так делают настоящие адвокаты?

— Ответить на ваш вопрос можно коротко и очень коротко. Я предпочту второй вариант. В римском праве существовал такой постулат: ubi cessat remedium ordinarium ibi decurritur ad extraordinarum, который можно сформулировать по-русски так: если обычный способ защиты бесполезен, следует использовать необычный. Считайте, что именно этим мы завтра и займёмся.

Утром 12 августа, просматривая «Вечерние ведомости», Шумилов прочитал крошечное уведомление о панихиде и похоронах отставного майора Лейб-гвардии Семёновского полка Кузнецова Кузьмы Федоровича. Похороны должны состояться в понедельник 13 августа в 14.00 часов на Смоленском православном кладбище. «Надо бы туда пойти, потолкаться, присмотреться…», — подумал Шумилов. Он прекрасно знал о феномене, которому никто ещё не дал вразумительного объяснения: убийца тяготеет к месту совершения преступления и к могиле жертвы, а потому нередко приходит посмотреть на похороны. Может, как раз завтра и представится случай увидеть убийцу? Заодно можно будет узнать, кто именно из сыскных агентов участвует в расследовании, а в том, что сыскари явятся на кладбище, Шумилов не сомневался ни минуты.

— Марта Иоганновна, — обратился он к госпоже Раухвельд, попивая кофе, — а почему вы мне ничего не рассказывали об убийстве в гостинице «Знаменская»? Вы так любите обсуждать разные криминальные новости, а тут ни словом не обмолвились.

— Так обсуждать нечего, — буднично отозвалась домовладелица. — Убийцу-то уже поймали. Судя по газетным заметкам, это был мужчина из соседнего номера, прежде имевший с убитым конфликт. А тут они повстречались в гостинице — и всё, дело кончилось кровью.

— Я, наверное, много пропустил в нашей прессе, потому что ничего не читал об этом преступлении. Расскажите, пожалуйста, что писали газеты, — попросил Шумилов.

Раухвельд довольно обстоятельно передала общую канву событий в гостинице у Николаевского вокзала, однако, её повествование не только ничего не объяснило Шумилову, но напротив, лишь насторожило очевидными противоречиями с тем, что Алексей Иванович давеча слышал от своей новой знакомой. Со стороны Проскуриной было бы предельно глупо начинать своё общение с Шумиловым с очевидной лжи, поэтому Алексей Иванович в большей степени доверял услышанному от неё, нежели опубликованному в газетах. Но если газетчики выдали на страницах газет не соответствующую действительности информацию, то с чьей подачи это произошло? Неужели следствие докатилось до того, что выдало газетчикам желаемое за действительное? не слишком ли рано прибегать к использованию такого рода приёмов?