Убийство на Знаменской - [20]

— Ты где это, Константин, так ловко научился карандашом возить? — удивился Путилин.

— Я в детстве любил карты географические перерисовывать. Ну, вот нравились они мне, не знаю почему. Так руку и набил. А ежели карту географическую в точности воспроизвести можешь, то считай, что всё что угодно нарисуешь. Вот тут, пониже рукояти, эти самые накладные буковки, о которых я сказал. Буквы не наши, латиница, точно помню. Всего их было, наверное, пять-шесть-семь, не более, и среди них «H» и «S», Буквы всё же мелковаты были, да и тростью мужчина двигал, так что особенно не присмотришься.

— Так-так-так, очень хорошо…

— И потом ещё…

— Продолжай! — Путилин просто не мог нарадоваться на толкового филера.

— Полагаю, что в трости был скрыт стилет, либо кинжал.

— Ага, это интересно. Почему так думаешь?

— Во-первых, трость эта заметно сужается книзу. Во-вторых, подумайте сами, как бы человек замахнулся обычной тростью? Он бы взялся за её тонкий кончик и взмахнул той частью, где львиная голова. Ведь по сути это настоящая булава, причём с металлическим шаром на конце, который не страшно повредить, ведь латунь не погнётся, не расколется. А этот господин замахнулся на меня именно тонким концом. Понятно, почему он так поступил: сжимая в руках рукоять, он моментально может превратить свою трость в колюще-режущее оружие.

— Ай да Константин, ай голова светлая! Хорошо соображаешь, — похвалил филёра Путилин и неожиданно спросил, — пойдёшь ко мне в сыскные агенты?

— Как так? — не понял филёр и как будто бы даже растерялся.

— Да очень просто. Сколько тебе лет?

— Тридцать, ваше высокоблагородие.

— Откуда родом?

— Архангелогородский я.

— Действительную где служил?

— На флоте, здесь же, в Питере, в роте обеспечения при Минных классах.

— Водку пьёшь?

— Ну, это как посмотреть…

— Ну да, у нас не пьют только староверы, да болезные на голову и то потому, что им не дают, а то бы пили непременно. У меня правило строгое: пить — пей, да разум не пропивай, — предупредил Путилин и взыскательно посмотрел в глаза собеседнику. — Пойдёшь служить в сыскные агенты?

— А начальство отпустит?

Путилин улыбнулся бесхитростному вопросу. Повернувшись к подполковнику Кторову, немо наблюдавшему за тем, как у него сманивают толкового сотрудника, Путилин вежливо поинтересовался:

— Виктор Леонидович, отпустите Константина Головача в Сыскную полицию служить?

Подполковник горестно вздохнул и покачал головой, словно бы говоря: «да кто ж меня спросит?» На самом деле он, разумеется, ничего такого не сказал, а только коротко кивнул:

— Константин Михайлович справится.

— Ну, вот и хорошо, — Путилин поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. — Жду тебя завтра, Константин Михайлович, к полудню в цивильном, фартук с культями брать не надо, тебе он здесь не понадобится. Подходи прямо в мою приёмную, секретарь будет предупреждён, — и, повернувшись к остальным филерам, всё ещё стоявшим шеренгой поперёк кабинета, добавил, — благодарю за службу, господа агенты филерского обеспечения!

Врачебно-полицейский комитет при градоначальстве Санкт-Петербурга являлся органом, отслеживавшим соблюдение законодательства в части предоставления интимных услуг. Контроль за деятельностью «жриц любви» во второй половине девятнадцатого века был двояким: паспортным и медицинским. Женщины, желавшие заниматься промыслом на ниве разврата, должны были сдать паспорта и получить взамен особые документы, подтверждавшие их официально узаконенный статус проституток. Обитательницы публичных домов имели на руках билеты жёлтого цвета, поэтому таковых женщин в просторечии называли «билетными» проституками; те же, кто занимался древнейшей профессией индивидуально, получали вместо паспортов особые бланки, в силу чего их именовали «бланковыми» проститутками. Были, впрочем, и такие женщины, которые уклонялись от официальной регистрации и действовали на свой страх и риск без оформления билетов и бланков. Такая категория проституток называлась «комиссионерской», поскольку их сводники официально именовались «комиссионерами».

«Табель о проституции», принятый в 1861 году, довольно подробно регламентировал правила предоставления интимных услуг и нормы поведения проституток. И «жёлтобилетным», и «бланковым» девицам предписывалось еженедельно проходить медицинское освидетельствование, причём каждой из них надлежало иметь личные гинекологические инструменты. Это требование послужило источником большого числа разнообразных шуток и частушек, немало веселивших современников, но совершенно не смешных и не понятных вне исторического контекста. Медицинские осмотры отнюдь не были формальностью, врачи Врачебно-полицейского комитета очень ответственно подходили к контролю здоровья своих подопечных. Исторически, ещё со времён Императора Николая Первого, повелось так, что обязательные осмотры проституток в столице проводились в четырёх местах: в Калинкинской больнице для страдающих венерическими и кожными заболеваниями и в трёх специальных смотровых кабинетах, оборудованных в зданиях полицейских частей — Рождественской, Петербургской и Литейной.

Благодаря этому, в Санкт-Петербурге происходило одновременное и непрерывное накопление сведений о проститутках по двум независимым каналам: как через учёт в адресном столе «билетов» и «бланков» официальных проституток, так и через медицинские карты, заполняемые при еженедельных осмотрах. Понятно, что из поля зрения властей ускользали «комиссионерские» проститутки, но полиция деятельно боролась с ними, выслеживая и высылая их из города в порядке административного наказания. Ежегодно такого рода высылкам на срок до четырёх лет подвергалось около трёхсот «нелегальных проституток.