Убийство на водах - [42]

– Тогда и думать нечего: поедем назад тем же путем, – заключил доктор.

Обратные сборы были недолгими. Да и дорога днем показалась короче. Когда до Кисловодска оставалось не более трех верст, впереди показался всадник. Он то и дело пришпоривал коня и, сойдя с дороги, летел по полю наперерез экипажам.

– Да никак это Стильванский! – воскликнул Нижегородцев.

И в самом деле, когда верховой приблизился, присяжный поверенный узнал в нем заведующего отделением Хлудовской больницы.

– Что стряслось, Куприян Савельевич? – остановив фиакр, вопросил адвокат.

– Карта, – спрыгивая с взмыленной лошади, ответил врач. – Сумасшедший нарисовал новую карту.

– Даму?

– Ее самую. – Доктор вытер белоснежным платком пот с лица, и, подойдя почти вплотную к Ардашеву, добавил: – Червовую…

21. Adieu, mon cher!

Сашка Лещ высматривал столичного «доктора азартных игр» уже второй день. Задачу, поставленную ему Дядей Прошей, на первый взгляд, не так уж и трудно было бы выполнить, если бы не одно «но»… если бы жертвой не был выбран именно Синий кирасир. «Этот столичный господин – хитрая бестия, – размышлял беглый каторжник. – Просто так с ним не совладать. Коли он стольких босяков завалил, то аспид, видать, порядочный. И прежде чем аркан на него накинуть, надо хорошенько покумекать».

Времяпрепровождение «мастера» отличалось от поведения остальных курортников разве что поздним пробуждением. А так все одно и то же: завтрак где-нибудь в кондитерской у Финкейзера или в парке у Колодяжного; затем фланирование с дамой по Галицынскому проспекту, посещение ювелирных магазинов Мадатова и примерка модных шляпок у «M-me Florentyne». Обед, как правило, проходил в ресторане у Кручинина или Артези, откуда на извозчике парочка возвращалась в отель. Вечер протекал в «Мавритании» или в «Филантропическом обществе».

Со своей спутницей игрок почти не расставался, и это создавало для Елагина главную проблему. «Нет, можно было, конечно, взять на себя грех и загубить еще одну душу, – рассуждал палач, – любуясь соблазнительными формами привлекательной барыни, но только после того, как ею изрядно попользоваться. А иначе – никак нельзя. Уж больно хороша сдоба». От приторных мыслей он прикрыл глаза и непроизвольно зацокал языком, точно татарин, погоняющий щелчками вышколенных лошадей.

Но кроме этой думки имелось у него и еще одно соображеньице: «Хоть и считает меня Дядя Проша олухом царя небесного, а все же и я некоторое понимание выгоды имею, – улыбаясь собственным мыслям, хвалил себя Лещ. – У этого офицерика добра всякого, должно быть, полным-полно. Здесь он уже больше месяца торчит, и, стало быть, не один солидный кушик к рукам прибрал. А там, на ломберных столах, они чем только не банкуют: беленькие, радужные, серенькие, депозитки, ломбардные билеты… золото, ах! – вздохнул в сладком предвкушении Елагин. – Тысчонок бы десять заграбастать, или нет – лучше двадцать! Вот тогда бы бросил я этот городишко! «Вид» бы новый у жидов выправил, да и махнул бы туда, где обо мне ни сном ни духом. Так что надобно мне его дома застать. Оно, конечно, где-нибудь на улице финку всадить проще, чем в хате караулить. Да вот только денежки тогда не получишь. Да… только чую я, что просто так эта ракалия с ассигнациями не расстанется. А в таком разе без муки мученической никак не обойтись. Тут уж хочешь не хочешь, мил человек, а деваться-то некуда! Только надо придумать такую пытку, чтобы следов не оставить… – Он почесал за ухом и прищурился. – А что, ежели рот кляпом заткнуть и нос пережать? А может, прищепкой его защемить, и меж зубов кипяточку из чайничка влить, а? Или спицу каленую засунуть туда, куда никто не заглядывает? Нет, последнее не подойдет, уж больно пакостно. Лучше все же по-каторжному – наполнить мешочек песком и охаживать им по спинке, пока легкие сами не отпадут. Долго, правда, работать придется – минут десять-пятнадцать – зато тихо и следов не останется. Это потом, на второй день, выживший горемыка кровью плевать начинает. А у их благородия такой возможности не будет – тут же и преставится. И все шито-крыто. Ну а ежели кровь у него ртом пойдет, то тут моей вины нету. Откуда я мог знать, что их сиятельство чахоткой страдали? Так что вы, любезный Прокофий Нилыч, от притензиев ваших меня на сей раз увольте!»

Довольный, что нашел ответ на мучивший его вопрос, будущий экзекутор продолжил наблюдать за знакомой парочкой. Неожиданно у Центральной аптеки они расстались. Мадам поплыла в сторону шляпного магазина Ганерта, а Синий кирасир, наняв извозчика, доехал до уличного кафе на Галицынском проспекте. Лещ от него не отставал. Уединившись в беседке, сплошь увитой плющом, «исполнитель» закурил папиросу. Вскоре появилась незнакомая дама. Она была одета в темно-синее муаровое приталенное платье, мантильку и фильдекосовые митенки. Ее лица, скрытого за темной вуалью, Сашка не разглядел.

Официант, рассчитывая на чаевые, подобострастно суетился. Через некоторое время раздался хлопок – звук откупоренного шампанского, и послышался женский смех. «А это еще что за птичка? – пронеслось в голове у беглого каторжника. – Надо подобраться поближе». – Выждав удобный момент, он обошел беседку со стороны Управы благочиния и, затаив дыхание, прижался к каменной стенке.