Убийство на улице Бельподжо - [9]

Итак, эта надежда рухнула, а ведь уже несколько часов он цеплялся за нее, как за соломинку, она стала для него почти такой же важной, как надежда остаться непойманным. Джорджо шел пошатываясь, взгляд у него был мрачный, но происходило это вовсе не из-за того, что его огорчила смерть матери. Перед его глазами не стоял восковой лик усопшей, в ушах не звучал голос, которого он уже никогда больше не услышит, он не вспоминал ее ласковые руки, так часто гладившие его по голове. До чего же некстати умерла старуха! И смерть ее вновь превращала его в подлого и алчного убийцу.

Это неожиданное известие лишило его способности рассуждать и облегчило задачу преследователям. Вместо того чтобы неотступно думать, как ему спастись от наказания, он весь вечер предавался пустым мечтам, надеясь придать своему преступлению оттенок благородства и тем самым вызвать жалость у своих ближних. И теперь, когда эта надежда лопнула, страх снова завладел всем его существом, и он даже не подумал, что, возвращаясь в город, подвергает себя большей опасности.

Когда он вступил на темную в этот час площадь предместья, перед ним возникло странное видение.

Своей обычной быстрой походкой перед ним шел маленький, жалкий, согнувшийся человечек, державший руки в карманах, словом — Антонио Ваччи. Джорджо отчетливо видел его, он различал каждую черточку этого убогого существа, видел даже его редкие седые волосы, аккуратно прилизанные на висках. Сомнений быть не могло: Антонио жив!

И Джорджо мигом в это поверил, хотя он сам видел, как бездыханное тело Антонио лежало на земле. Антонио жив, он, Джорджо, не убил его! Он с воплем кинулся вдогонку за этим человеком. Джорджо решил вернуть ему все деньги и даже пообещать, что в будущем он даст ему еще денег. А в награду он хотел лишь одного, чтобы Антонио Ваччи жил, свидетельствуя этим, что Джорджо не убивал его.

Но уже через несколько мгновений он ошеломленно глядел на жалкое пергаментно-желтое лицо — то не было лицо Антонио, оно принадлежало совершенно незнакомому человеку; и Джорджо вновь впал в отчаяние, оно было тем безысходнее, что перед тем он страстно желал увидеть Антонио живым и потому считал, что людям не следует отныне так ненавидеть его и преследовать; он настолько проникся жалостью к самому себе, что у него даже слезы выступили на глазах.

Джорджо казался себе человеком, который по собственной глупости забрался на крутой обрыв и теперь судорожно, но безуспешно пытается удержаться на нем, а земля уползает из-под ног, и кусты, за которые он хватается, не выдерживают его тяжести. Такими судорожными попытками удержаться на крутизне представлялись ему сейчас надежда на помощь матери и запоздалое желание увидеть Антонио живым!

И все же именно тогда, весь охваченный лихорадочным возбуждением, Джорджо сделал единственную попытку к спасению, но попытка эта была настолько неловкой, что она-то окончательно и погубила его. Человек, с трудом удерживавшийся на крутизне, желая спастись, не нашел ничего лучшего, как очертя голову устремиться вниз.

Ему необходимо было избавиться от своей мягкой фетровой шляпы, которая давила на голову, точно само преступление. Джорджо забыл разумное предостережение Джованни и решительно вошел в шляпный магазин. В этот час — перед самым окончанием торговли — он надеялся привлечь к себе меньше внимания, однако он упустил из виду, что настолько вспотел от быстрой ходьбы и так взволнован, что достаточно подозрительного жеста, и в нем опознали бы злоумышленника, убегающего от кары.

Элегантно одетая продавщица уже собралась уходить и натягивала перчатки; она неторопливо взглянула на него своими черными глазами и спросила, что ему угодно; услышав, что ему нужна шляпа, она сделала гримасу и возвратилась за прилавок. Хозяин магазина, высокий и худощавый молодой человек, поднялся из-за маленького столика, стоявшего в глубине.

Джорджо сперва не заметил его, он и теперь не смотрел в ту сторону, но чувствовал, что тот внимательно наблюдает за ним, и это в конце концов привело его в смятение.

— Поскорее, — пробормотал он просительным тоном, который, видимо, удивил продавщицу.

Она предложила ему мягкую фетровую шляпу.

— Нет! — решительно запротестовал он.

Она протянула ему другую, и он, не раздумывая, взял ее; ему хотелось только одного — поскорее уйти из этого освещенного магазина, где за ним с нескрываемым любопытством наблюдали продавщица, хозяин и рассыльный, который даже перестал убирать с витрины выставленные там шляпы.

Джорджо не стал бы даже примерять новую шляпу, а прямо уплатил бы за нее, но он понимал, что простая осторожность требует, чтобы он ее примерил. Он снял с головы фетровую шляпу, и все увидели, что лицо его покрыто каплями пота.

— Жарко? — насмешливо спросила продавщица.

Джорджо ответил не сразу. Ему показалось, будто этот вопрос дает ему удобный повод объяснить, что он так вспотел только потому, что долго и быстро шел, а вовсе не из-за чего-нибудь другого. Но он не отважился вступить ни в какие объяснения. Только пробормотал:

— Да, здорово жарко! — и вытер лоб.

Он расплатился и вышел из магазина, забыв захватить свою старую фетровую шляпу. Новая шляпа была ему мала, она непрочно сидела на голове, сползала набок, и это сильно раздражало его.